Прерии, каньоны, небо упирается в линию горизонта, за которой должно быть спрятались гипотетические индейцы. Это мир вестерна – самого национального жанра американского кино, где легенды ходили рука об руку с реальностью, то сливаясь, то подменяя ее. Мир идиллии первоткрывательства, культа героя-одиночки и пистолета в качестве самого весомого аргумента. Мир, испещренный, как старая, шагреневая кожа маршрутами мустангов, бизонов и караванов первых переселенцев, приехавших в поисках новой жизни в здешние края.

Мир безумных погонь, скачек и дуэлей, в результате которых самые крутые и правильные всегда должны были побеждать. Но издох вестерн, небо больше не только что расписанный свод в новом храме, а облупившаяся штукатурка старого. Пространство больше не послушно лежит у ног, а давит всей своей массой, открывая взглядам беспредельную даль. Вместо экшена – рефлексия. Вместо брутальных героев – неуверенные, сведенные к функции почти статистов, мужчины. Пустыня и три одинокие фигурки женщин, из которых только одна сохранит силу духа до конца и возьмется за ружье. Вместо уверенных голосов, несмелые перешептывания надо ли вешать Мика – заросшего, неприятного типа, сменившего в качестве проводника-Виргилия по диким местам Джона Уэйна. Но, если тот, же Уэйн, даже стареньким, небритым и пьяненьким, всегда казался действительно ковбоем, никогда не теряющим железной хватки и пороха в пороховницах, то эта образина не кажется ковбоем даже издали и самое страшное, что не знает дороги. Правда в качестве альтернативного варианта, на место проводника есть еще индеец, но это «чужой», мы ему не доверяем и вообще черт его знает, что он имеет в виду.

То, что где-то среди бескрайних американских пустошей, пролегает прямой путь в Ад, о котором постоянно говорит проводник, можно было догадаться уже начиная с ревизионистского «Мертвеца». Да и вышедшая в прошлом году датская «Валгалла», от ныне перебравшегося в эту Америку, каннского фаворита Рёфна, тоже намекала на что-то подобное. Христианский Бог никогда не проникал в эти заляпанные кровью края, индейские боги ушли из оскверненных европейцами земель, а пустое место заняла совсем другая, противоположно направленная сила. Но вообще и без поминания чертовщины очевидно, что некогда самый романтичный и идеализированный жанр, являющийся для Америки аналогом мифа, с годами все больше проникала экзистенциальная тоска. Эта тоска скапливалась как дождевая вода в трещинах скал. По каплям. Из тоски блуждающих духов прежних хозяев этих земель. Из тоски пришлых по родине, передающих из поколения в поколения осознание себя чужаками здесь. Из невозможностей осуществления американской мечты. Капля за каплей, как китайская пытка водой. Но еще, ни в одном вестерне, герои не были столь заброшены, потеряны и дезоринтированны, как в «Обходе Мика» от видной представительницы американского независимого кино Келли Рейнхард, просочившийся на прошлогоднем Венецианском фестивале и обласканный критиками. Мир глазами женщины и глазами женщины-режиссера, решившейся снять фильм буквально за копейки, почти как документальный отчет о странствиях съемочной группы по маршруту, ныне названному Орегонской тропой.

Старая, винтажная фотография с втиснутыми в кадр чужими, незнакомыми лицами, свинцовыми небесами и рисунками на испещренной временем бумаге… Кажется, нечего странного и угрожающего, но почему то хочется перевернуть лицевой стороной от себя. Ведь под обложкой «феминистического вестерна», скрывается скорее экзистенциальная притча отдаленно по мотивам известной истории о том, как косноязычный еврей вел из Египта на Синай своих соотечественников и дал им десять простых заповедей. И с тех самых пор они только наполняли копилку грехов, коротая свои вечные 40 лет в пустыне. Если вспомнить намеренно оставленный за титрами известный финал истории про путешествие, возглавляемое Миком, то становится понятно, что Рейнхард смотрит на будущее человечества не очень, чтобы оптимистично - в конце дороги нас, скорее всего, ждет Апокалипсис. Фактура кино – прах и пыль, основы бытия. Они гуляют по миру, вместе той с вечной, дикой силой, которой не требуются проводники. И если Роуг в фильме «Обход» (Walkabout) сокрушается о потерянном Рае, то Рейнхард, кажется, говорит наступлении мифологического времени перед концом или началом времен. Песочные часы – самый наглядный символ просачивающегося сквозь пальцы мира. И вода превратится в песок, и наши следы заметет ветер…