СОН И ПРОБУЖДЕНИЕ ЕВРОПЕЙСКОГО РАЗУМА

АНТИХРИСТ (ANTICHRIST)
Жанр: драма, ужасы
2009, Германия-Дания-Швеция-Франция-Италия-Польша, 109 мин.
Режиссер: Ларе фон Триер
В ролях: Уиллем Дефо, Шарлота Генсбур

---

После второй части так пока и неоконченной трилогии об Америке и офисной комедии «Самый главный босс» многие критики и простые зрители списали принца датского Ларса фон Триера в глухой запас. Человек, подаривший кинематографу Догму, оказался не нужен новой фестивальной Европе. В ответ на это Ларе плюнул на всех и уехал в далекую глушь снимать главный фильм всей своей жизни (как он потом говорил в многочисленных интервью), прихватив с собой актеров Шарлотту Генсбур и Уиллема Дефо. Жанр «Антихриста» определялся создателем как хоррор, что было само по себе любопытно, так как после блистательного леденящего кровь «Королевского госпиталя» прошло уже много лет (он был снят еще до «Идиотов», возвестивших миру о рождении целого направления в кино).

Об истинном Триере уже почти стали забывать, как и о не менее одиозном режиссере Алексее Германе-старшем, но Ларе вновь напомнил о себе. Естественно, не взять в конкурс фильм от главного инфант-террибль европейского кино Канны просто не могли. Однако стоило пройти показу фильма, как на него и его режиссера посыпались упреки со всех сторон. Жюри было настолько возмущено картиной, что немедленно обвинило Ларса в пропаганде мизогинии, изображении женщины как существа без лица и души, достойной сожжения на костре. И кинуло вдогонку своеобразным экуменическим антипризом. Президент фестиваля Жиль Жакоб вступился за картину Триера, упрекнув жюри в скороспелых выводах, противоречащих смыслу картины. На пресс-конференции, посвященной ленте, многие журналисты напрямую спрашивали датчанина, о чем собственно кино, на что Ларе невозмутимо улыбался и отвечал, что объяснять ничего не будет.

Картина Триера рассказывает о немолодой супружеской паре, пережившей личную трагедию - смерть единственного ребенка. И теперь муж (Уиллем Дефо), а по совме-стительству психоаналитик, пытается спасти обезумевшую от горя жену (Шарлотта Генсбур), стараясь докопаться до первопричин ее страхов.

Триер, бросив новорожденную Догму на воспитание соратникам, словно забыл о своем детище. Правда, иногда приходил в гости с подарками на очень недолгое время. И вот теперь, спустя несколько лет, датчанин вновь вспомнил о ней. Догма, как дитя семи нянек, выросла беспризорником, диким, неуправляемым. Эдаким трудным подростком, коего уже не перевоспитать и его выходки порядком надоели окружающим. Ларе, засучив рукава, принялся за дело. Ребенок не смог ослушаться властного отца. Когда больше десяти лет назад Триер и Ко провозгласили правила независимого кинотечения, сам Ларе первым их и нарушил. Ему никогда не было интересно по ним играть. Поэтому, взяв на себя обяза-тельства, он снова повел себя странным образом. В «Антихристе» мы увидим зрелую Догму, лишенную первоначального эпатажа и нездорового китча. От нее прежней оста-лись лишь титры, обозначающие названия частей картины, нарисованные полуистертым мелком. «Антихрист» вообще странным образом сочетает в себе дальнейшее развитие режиссера и возвращение к истокам его творчества.

Пролог картины предстает в виде красивого клипа (кажется, что режиссер всю жизнь занимался этим делом). Сцены секса в душе, когда мельком на экране проскакивают половые органы героев (наподобие хулиганских врезок Тайлера Дерденна), и на постели сделаны в черно-белой эстетике очень красиво и непошло и представляют собой настоящее искусство. Кадры выражают кристальную идиллию обычного буржуазного семейства, коей ничто не может по-мешать. Тихо падает за окном снег. Из открытого окна как в замедленной съемке плавно летит мальчик, и смерть ласково принимает его в свои холодные объятия. В одном месте бурно проявляется жизнь, в другом вступает в свои права смерть.

Вдоволь наигравшись с красивостями, Триер сразу приступает к делу. Причем каждая часть картины (а структура взята из «Догвилля») еще сильнее нагнетает атмосферу, не давая ни на секунду расслабиться, каждый отдельный кусок наполнен двойным-тройным смыслом. Диалоги супругов, сплоченных общей трагедий - это вечный разговор рационального с эмпирическим. Муж старается найти самоизлечение через супругу. Проводя над ней своего рода психологический эксперимент, отыскивая корни всех ее страхов. При этом незаметно меняясь ролями с супругой и подталкивая обоих к неизбежному и страшному конфликту. Извечному противостоянию. И первая смерть лишь отправная точка...

Еще в начале карьеры Триер не скрывал, что на его творчество большое влияние оказал советский режиссер Андрей Тарковский. Последнему, правда, жутко не понравился дебют датчанина. Триер долго аккумулировал в себе творческую энергию, переживая падения и взлеты, и достигнув своего нынешнего состояния, вновь не постеснялся признаться в своей любви к стилю Андрея Арсеньевича.

Триер выдает целый кусок под Тарковского, обстоятельно цитируя знаменитую сцену с дождем, тяжелыми каплями стучащим по крыше и стекающим быстрыми ручьями по зеленой траве. Герои застывают в своей рефлексии, пытаясь отыскать ответы на те вопросы, которые даже не знают, как сформулировать. Но напряжение нарастает и надо двигаться дальше.

Мужчина до сих пор не может простить женщине свое изгнание из райского сада. Поддавшись искушению единожды, женщина соблазнила и мужчину, вселив в последнего вечный страх. Женщине изначально дается очень сильное оружие, которому мужчине очень сложно что-либо противопоставить. Неслучайно героиня Генсбур, словно древняя весталка, нараспев произносит слова - «Не верь женщине... Мои слезы - это манипуляция. Руки, грудь, тело». Неслучайно многие женщины-авангардисты выставляли напоказ на экране женское тело - от его рождения до умирания, улавливая в этом непонятную многим красоту. Мужчины, чуя исходящую опасность, боролись с ней как могли. Одержимых женщин, тесно связанных с природой в средневековье пачками сжигали на кострах. Связь женщины с природой самая стойкая и древняя на всем свете. В стародавние времена наши предки-мужчины не выходили из дому без заклинания оберега, произносимого женщиной. Слово «ведьма» произошло от слова «ведать», «знать». Именно этой непонятной и очень сильной природы боялись мужчины. Современный слабый пол забыл о такой грозной силе, которая издревле дремлет в них. А многие, обнаружив ее, сами пугаются. Героиня Генсбур орет в исступлении своему мужу - «Ударь меня, ударь меня», пытаясь погасить взрыв дикой первобытной энергии, заглушив ее хоть на короткий миг актом животного секса. Страх всегда был мощным афродизиаком.

Герои Триера вернулись в Эдем. Вот только он давно разрушен и испепелен. В затихшей природе притаилось нечто первобытное, злое на человека. От всего буквально веет смертью. Та, кто может давать жизнь, несет умирание и увядание. Приближается хаос. Все замерло в ожидании Антихриста, тесно связанного с женщиной и природой, поселившегося в раю задолго до Адама и Евы. Вот-вот разразится буря. Страстей, боли и страха. Эдем превратился в Зону, куда в редких поисках забредают одинокие сталкеры...
Камера привычно слегка дрожит в руках режиссера, только на это раз она действует более осмысленно, чем ранее. Монтажные склейки, почти незаметные человеческому глазу и резкие повороты камеры создают атмосферу напряжения, неосознанного страха, а порой и паники. Фокус то появляется, то пропадает, заставляя зрителя продвигаться практически вслепую. Догма по-взрослела и возмужала на глазах. Операторская работа, напоминающая временами того же Тарковского, самая красивая и совершенная в картинах Триера. Такие картины были у Иеронима Босха - одновременно величественные и страшные.
Женщина борется с собой из последних сил, не давая Антихристу вступить в свои законные права, она даже лишает себя того, что дает ей наслаждение. А, следовательно, на пути к одержимости. И лишь одними глазами умоляет соперника покончить со своими мучениями. Мужчина побеждает женщину. Покоряя дикие инстинкты, он вспоминает опыт предков, предавая тело врага очищающему костру. А где-то вдалеке сквозь века слышны колокола католических церквей. Безмолвные призраки инквизиторов незримо присутствуют рядом с мужчиной, одобряя его выбор. А еще чуть подальше их жертвы наблюдают за последним актом трагедии, начавшейся с седых времен. Но установившаяся снова черно-белая идиллия так же временна, как и первоначальная. Где-то поблизости притаились скорбь, боль и страх, готовые к новой схватке, только с еще большей силой и рвением. Европейское общество не готово увидеть всю картину происходящего, но методично раскачивает лодку, где находится, возведя в ранг культа психоанализ. Пусть, похоже, окончательно выродившегося до уровня бытового. Если продолжать аналогии, то христианин Бергман после глубокого самокопания и эксгумации человеческих страхов и пороков давал своему зрителю некую надежду; антихрист Триер, проделывая то же самое, а иногда и гораздо радикальнее, ее как раз и не оставляет.

Ларс фон Триер всегда любил побаловаться с жанром, при случае выворачивая его наизнанку. При этом вроде играя по устоявшимся правилам, но в итоге выводя совершенно неожиданный результат. Этим он напоминает женщину-режиссера Николь Кассель, разоткровенничавшуюся в блистательном «Дровосеке». «Антихрист» для авторского кинематографа то же самое, что и «Хранители» для массового. Если Алан Мур в оригинальном комиксе, бережно перенесенном Заком Снайдером на экран, как заправский классик арт-хауса со знанием канонов эстетски препарировал поп-культуру, то фон Триер в свою очередь смешал достижения мейнстрима и арта в одном флаконе, выведя новый генно-модифицированный вид. Датчанин одним прыжком снова опередил европейское кино лет на десять, только на этот раз не указал векторов дальнейшего развития. Выведя основанный им стиль на новый уровень и одновременно уничтожив его во всем непродолжительном блеске и совершенности. Канны не простили режиссеру его таланта и того факта, что он снова у всех на виду публично растоптал Европу, до сих пор кающуюся за свои злодеяния.

Такому фильму нужно ставить либо высший балл, либо ничего.