ПОСЛЕДНЕЕ ИСКУШЕНИЕ ХРИСТА (THE LAST TEMPTATION OF CHRIST)
Жанр: драма
1988, США-Канада, 164 мин.
Режиссер: Мартин Скорсезе
В ролях: Уиллем Дефо, Харви Кейтель, Барбара Херши, Гарри Дин Стэнтон, Дэвид Боуи



Кино смотрится совсем по-другому, когда знаешь хоть немного об истории его создания, «Последнее искушение Христа» тому доказательство. В бедном квартале Нью-Йорка, где родился Скорсезе, главными диктаторами правил были гангстеры и священники; режиссер рос в католической семье, строго соблюдающей догматы итальянской церкви, и окончил кафедральный колледж (семинарию), серьезно обдумывая вариант пойти в священнослужители. Да только не срослось: последним искушением на пути Мартина стал кинематограф – страсть, которую не дано было преодолеть будущему мастеру кино.

Будучи глубоковерующим в детстве, со временем, уже учась в университете, Скорсезе свершил переоценку ценностей и склонился в сторону агностицизма – нейтральной территории для интеллектуалов. Конечно, религиозная юность отразилась на всем творчестве режиссера, во многих картинах он поднимает тему греха и искупления, показывая борьбу человека с самим собой, сближая муки человека и Христа.

Посмотрев классический фильм о жизни Христа «Царь Царей» Николаса Рея 1961 года и неоднозначный «Евангелие от Матфея» Пьера Паоло Пазолини 1964 года, Скорсезе загорелся идеей снять фильм о Христе. О книге православного христианина Никоса Казандзакиса «Последнее искушение Христа» он нередко слышал от знакомых в колледже еще в 60-х, но только в киношколе, когда знакомая принесла книгу специально для Марти, он прочел ее. В доме Скорсезе не было книг, его родители не закончили даже простую школу, поэтому единственной литературой юноши были газеты отца Daily News и Daily Mirror в Нью-Йорке. Скорсезе говорил, что был не лучшим чтецом, читал долго и методично, зато получал колоссальный визуальный эффект от ТВ и кино. Пятнадцать лет он мечтал экранизировать роман греческого писателя, но для осуществления идеи пришлось свершить хождение по мукам и по студиям.

Еще в 1983 году компания «Paramount Pictures» в последний момент отказала в съемках из-за писем экстремистских религиозных организаций. Хотя Скорсезе финансировал проект из собственного кармана и были потрачены уже $3 млн. Сложившаяся ситуация повергла режиссера в упаднические настроения, но в 1987 году студия «Universal Pictures» заинтересовалась сценарием фильма и предоставила $6 млн. для создания картины. Скорсезе хотел снимать в Иране и Израиле, но в итоге пришлось довольствоваться марокканскими пейзажами. Режиссер решил снимать картину почти как немое кино, и малочисленностью последователей Спасителя в фильме показать, что в те времена передвигаться пешком из города в город было не так уж и много желающих, основной источник распространения учения – это люди, пересказывающие друг другу божественную истину. На такую молчаливую трактовку Скорсезе вдохновила «красивая поэзия и возвышенная музыка». Так он пытался добиться гармоничного сосуществования естественного и сверхъестественного на экране, будто все является одной реальностью, ведь в душах верующих так и происходит непрерывно.

Сценарий к фильму еще в 1983 году написал Пол Шредер, тоже росший в религиозной семье, только последователей кальвинизма. Сценарист и режиссер часто работали вместе, видимо, нередко философствуя в перерывах между съемок и вспоминая детские заблуждения. Одноименный роман, положенный в основу фильма, 1951 года был в те времена внесен католической церковью в Индекс запрещенных книг. Но Шредер читал и перечитывал эту противоречивую книгу, которую весьма сложно адаптировать под формат кино, т.к. в ней каждая сцена – ключевая и сложно выбрать которая важней. В конечном итоге он выделил трех главных персонажа: Христа, Марию Магдалину и Иуду, сконцентрировав внимание на их взаимоотношениях (в романе, к примеру, весьма полно раскрыт образ матери Христа, а в фильме ей едва ли уделена пара минут). Шредер при работе над сценарием так же использовал эссе Никоса Казандзакиса «Спасители Бога», углубляясь в сущность Христа: Он был полностью Богом, но и полностью человеком. Примечательно, что сценарист сравнивал Бога с головной болью для Иисуса.

Никос Казандзакис, выдвигавшийся на Нобелевскую премию, в предисловии к роману пишет: «Двойственная сущность Христа всегда была для меня глубоким, непостижимым таинством. Столь человеческое и столь сверхчеловеческое стремление человека достичь Бога, вернее, возвратиться к Богу, отождествив себя с Ним – это стремление, столь таинственное и вместе с тем столь реальное, бередило внутри меня раны, глубокие раны… С юных лет владело мной то основополагающее смятение, которое стало источником всех моих горестей и всех моих радостей, – непрерывная, беспощадная борьба духа и плоти… я любил тело и не хотел его утратить, я любил душу и не хотел ее падения. Я пытался примирить между собой две эти противоборствующие космогонические силы, дать им почувствовать, что они не враги, но соратники, дать им насладиться обоюдною гармонией и самому испытать наслаждение вместе с ними».

Автор через призму жизни Иисуса Христа, лучшего из людей, старался глубже понять самого себя, свои страсти и желания, непреодолимую жажду человеческого, слишком человеческого одновременно со стремлением к высшему и божественному предназначению. «Эта книга не жизнеописание, но исповедь человека борющегося. Выпустив ее в свет, я исполнил свой долг – долг человека, который много боролся, испытал в жизни много горестей и много надеялся. Я уверен, что каждый свободный человек, прочтя эту исполненную любви книгу, полюбит Христа еще сильнее и искреннее, чем прежде», – Казандзакис не пытался низвергнуть Христа до человеческого уровня, а пытался человека возвысить до Бога, показав, что каждый есть богочеловек, а таинство Христа общечеловечно.

Мартин Скорсезе, бывший католик, тоже старался лучше понять природу Христа, Его внутреннюю борьбу ангела и демона. Он черпал идеи не только из книги, но и из окружающего пространства. Скорсезе говорил, что, снимая фильм, отталкивался от идеи Христа как великого грешника, хотел, чтобы у зрителя возникала ассоциация, будто Иисус один из нас, у Него те же страсти и убеждения, Ему тоже не чужды стыд и отчаяние. В фильме Христос не носитель великих идей, а открытый миру человек, распознающий в Себе ошибки и фальш. Главный лейтмотив фильма – сомнение: земные страсти терзают Христа с рассвета до захода солнца, но Он знает, что послан сюда не ради кратковременных благ, но во имя вечной свободы для людей. Он должен спасти весь мир, только не может спасти даже Себя, оступаясь на каждом камне человеческой слабости.

Несмотря на то, что режиссер придерживается хронологии евангельских текстов, формально не изменяя хода действий, содержание кардинально противоположно каноническому изображению. Иуда (Харви Кейтель), извечный антагонист Спасителя, здесь выступает в качестве Его совести: именно он заставляет идти Христа на крест, принять муку ради спасения человечества. Режиссер так и просто назвал их друзьями. Иуда старается поступать правильно, и его предательство, таким образом, превращается в жертву своей веры ради других; в диалоге между двумя традиционно главными лицами Евангелия Христос замечает: «Легче быть распятым, чем предать», - тем самым указывая на свою слабость (характерно, что на протяжении фильма неоднократно говорится, что Иуда – сильнейший из последователей Христа).

Неоднозначна и трактовка фигуры Иоанна Крестителя: в фильме он значительно старше Христа, да и вера его не похожа на христову. Во время его проповеди люди почему-то находятся в состоянии какого-то экстатического шаманского транса, они обнажены и беспорядочно танцуют, и когда на крещение приходит Иисус, Креститель кажется не преклоняющимся перед Ним грешником, как это показано в Писании, а наставником Сына Божьего. Ну и атмосфера крещения, видимо, не прошла бесследно для Христа, потому что на протяжении всего фильма нам предстоит лицезреть не умиротворенного Иисуса классического образца. Как это было хотя бы в гибсоновских «Страстях Христовых», но не настолько непробиваемого как девятнадцатилетний испанский юнец в пазолиниевском «Евангелии от Матфея», а слегка неуравновешенного, постоянно срывающегося на крик и склонного к самобичеванию во всех проявлениях невротика.

Уиллем Дефо внешне, пожалуй, схож с привычным для людей ликом Христа, но благодаря этому еще поразительнее выглядит его игра «сатанинского» начала в Богочеловеке. Хотя сам актер признавался, что был без понятия, как сыграть божественную сущность Христа, да и вообще, прочтя сценарий, подумал, что «Последнее искушение» - странная вещь (впрочем, и вся группа проекта так мыслила). Но Скорсезе заметил актера во «Взводе» Оливера Стоуна и пригласил на пробы. Забавный факт: съемочная группа шарахалась от Дефо, когда последний в облачении Христа стоял в сторонке, затягиваясь сигаретой, поэтому ему приходилось топать за милю от площадки, чтобы спокойно покурить у себя в трейлере. Дефо больше всего нравились съемки на природе, хотя ему было не по себе от вездесущих скорпионов под песком.

В фильме есть сцена, где Иисус, упав на колени, молит Бога возненавидеть Его, но не потому, что отрекается от Создателя, а потому, что боится не справиться с предназначением Мессии. «Страх – вот мой бог». Мы ведь никогда не узнаем, как мыслил и на что надеялся Христос. Его фигура настолько замкнута в Сомой Себе, настолько завершена и совершенна, что оставляет, с одной стороны, безграничное место для интерпретации. С другой же – вынуждает сто раз подумать, прежде чем проронить хоть одно оценочное слово в Его сторону. Эпиграфом к фильму вынесена цитата из романа Казандзакиса, а после следуют такие самооборонческие строки: «В основу фильма положены не Евангелия, но художественное осмысление этого извечного духовного конфликта». Только это ни разу не помогло мэтру избежать обвинений в ереси (чего стоит одна сцена близости между Христом и Магдалиной), психических отклонениях и прочих излюбленных недалекими критиками грехах.

В пустыне дьявол усердно искушал Христа властью над царством земным и просчитался, однако одна лазейка осталась: человек променяет любую власть и славу на любовь к женщине. Именно любовь к ней и становится последним искушением, которое возникает перед Христом в предсмертном часе, когда Он уже распят на кресте и, казалось бы, выполнил свой долг, не отступившись от господнего пути. Мария Магдалина (Барбара Херши) – свет христовой жизни, страсть между Марией и Христом просматривается на протяжении всего повествования (эта история рассматривается Дэном Брауном в небезызвестном «Коде да Винчи»). Скорсезе задолго до старта проекта, когда замысел только созрел в его голове, дал Херши прочесть книгу Казандзакиса, которую та вернула со словами, что хочет сыграть Магдалину. Ну и в итоге роль досталась именно ей. Дефо и Барбара Херши славно сработались и постоянно разговаривали, и, как заметил Уиллем, единственное, о чем она его не спросила, так это о его религиозных взглядах.

Итак, Христос сходит с креста, чтобы начать человеческую жизнь и испытать простое человеческое счастье: любовь, семья и дети, – все то, что, казалось бы, наполняет жизнь смыслом. После смерти Магдалины, немного побившись о землю и помахав топором, Он вступает в брак с Марией, сестрой Лазаря, открыв для Себя, что есть только одна женщина под небом и у нее тысячи лиц. Заключительные кадры картины: мы видим состарившегося 72-летнего немощного Христа, в окружении семьи лежащего в постели. К Нему приходят Его ученики, апостолы, и сожалеюще смотрят на Него, они разочарованы и подавлены этим зрелищем; Иуда клеймит Христа предателем и гневно укоряет Его. Только тогда, обернувшись на прошедшую жизнь, Христос понимает главную мысль Бога: в жизни нет ничего соблазнительного, в ней вообще нет ничего, заслуживающего внимания. И Христос просит Бога принять Его обратно, сделать Спасителем, Он отказывается от людских радостей, недостойных божественной сущности Христа. Именно тему выбора Скорсезе и считает главной в своей картине.

В финальной сцене Иисус снова на кресте, устремивший взгляд в небеса, и из груди у Него вырывается «Свершилось!» «и было это так, как если бы он сказал: «Началось!». С этого величайшего греха, самоубийства, и начинается наша христианская история. Скорсезе неоднократно говорил, что «Последнее искушение» может напоминать трактовку римского католицизма, но, в действительности, оно внерелигиозно. Мифический образ Христа, будь Он вымышленным или реальным персонажем, всегда останется самым спорным и непонятым. Мы не способны понять себя, но уже хотим понять Бога. У Скорсезе в Христе нет смирения, одна лишь борьба – с Богом, самим собой и двойственной природой человека. В одном эпизоде картины Христос верно говорит: «Спасибо, Господи, что Ты привел меня туда, куда Я не хотел идти», – ведь черт знает, куда мы сами можем дойти.

Вероника Кломас