В связи со столетним юбилеем первой из двух революций в России 1917 года наш журнал о кино рассказывает про 10 самых странных фильмов про революцию.


Редакция «25-го кадра» решила ненадолго почувствовать себя редакцией «Искры». Но не для того, чтобы уйти в подполье, а чтобы порадовать оппозицию подборкой самого бунтарского арт-хауса и не менее революционного трэша. А заодно пригласить киноманов всего мира объединиться у голубых экранов или мониторов за вынесением если не «отжившего царизма», то хотя бы собственного мозга. Тоже, как-никак, революция, дорогие товарищи.

Французский режиссер Жан-Люк Годар как-то заметил, что «Палестина и кинематограф – это одно и то же, потому что они оба сражаются за независимость». Кто-то воспринял его слова как шутку, кто-то – как руководство к действию, но все, бесспорно, оценили утончённость сравнения безумных достижений киноавангарда и революционной борьбы. В связи с этим предлагаем современному пролетарскому (и не только) зрителю подборку самого однозначно революционного из самого неоднозначного кино. Настоящий замес из высокоинтеллектуального арт-хауса бунтарской интеллигенции с добавлением народного трэша и, как результат, бурлящий кинококтейль (почти что – Молотова), разлитый на десяток шедевров из разных стран мира.

И пускай каждый сам решает, в какой стране в ожидании мировой революции лучше снимают революционное кино.

(В нижеследующей подборке любые призывы к свержению любой власти горячо приветствуются, но целиком и полностью остаются на совести режиссёров и не имеют отношения к редакции журнала).


Францию называют матерью всех революций. И у Великой 1792 г., и у студенческой 1968 г. местом действия были сначала Париж, а потом весь мир. Мировое значение французской революции подтверждают и такие факты, что фильмы о ней снимают даже недолюбливающие революцию англичане и что отголоски её проявляются везде. Даже в дурдоме, как это показано в замечательной ленте Питера Брука по не менее удивительной пьесе Петера Вайса. События революции в фильме разыгрываются на сцене театра для пациентов одной хорошо известной психушки. Хорошо известной пребыванием там печально-знаменитого маркиза де Сада, который на пару с главврачом выступает режиссёром сего действа. А один из пациентов, исполняющий роль идеолога революционного террора Марата, становится его главным антагонистом. За абсурдом всего происходящего открываются два взгляда на путь революции – революция общества (Марат) и революция индивидуумов (де Сад). В России, славной своими революционными традициями, фильм восприняли неоднозначно, хотя, как писали критики, в сюжете есть и реверанс к 1917 г. В монологе одного из персонажей, обращенном к Марату, звучат слова: «Ты вышел на сто лет вперед», как бы намеком на то, что одна великая революция порождает другую.

---

Португалия стала страной, в которой победила последняя революция в Западной Европе и она же – первая цветная революция во всем мире: «Революция гвоздик». И пускай политические результаты её по сей день не слишком однозначны, она точно дала Португалии целую плеяду талантливых постановщиков, не устающих снимать на революционную тематику. Первый из которых – Жуан Монтейру – и снял фильм об этой революции, что называется по горячим следам. Но какой это фильм? Документальный? Художественный? Ответить не так просто: режиссёр выносит на экран мозаику документальной нарезки, перемешанную с кадрами из классического фильма о вампирах – «Носферату». Оценивать такое можно в русле аллегории (типа «вампиризм как олицетворение оскала империализма, с которым боролись благородные революционеры»), но метод Монтейру гораздо глубже. Путём хаотичного построения своей работы он пытается исключить возможность любого рационального прочтения революционных событий. Революция для него – это высший акт нигилизма, отрицающий все культурные, нравственные и даже логические установки общества. Чтобы она обрела иную, высшую нравственность, произведение должно быть лишено морального поучения. Такой посыл не лишён смысла: когда искусство слишком рьяно исповедует моральные ценности, оно отдаёт скукой или пропагандой, с чем и пытались бороться сторонники революции.

---

Вот вроде бы всё в этой картине развивается по-гречески (и даже в Древней Греции), но на самом деле всё здесь – по-венгерски и про Венгрию. Страну, которой решительно не везло со сменами власти. Красный революционный террор сменялся белым, белый – фашистским, потом опять красным (сталинским), хрущёвскими танками в 50-х, революцией 80-х, провальными демократическими преобразованиями и новым национализмом, поставившим вне закона слово «республика». Из огня да в полымя да опять в огонь. Но не трагическую повторяемость ситуации, а грустный вывод улавливает в ней радикальный эстет Янчо, подчеркивая особую судьбу венгерского народа, отданного во власть стихийных сил. В греческой трагедии злодея Эгиста и мстительной красавицы Электры, памятной по школьным учебникам истории (а самим венграм ещё и по трагедии Ласло Дюрко), режиссёр рассуждает о свободе и тирании, подчёркивает роль народа как зрителя разыгрывающихся политических интриг. Беда не в том, что народ боится тирана, чтобы восстать за свою свободу, а в том, что он не знает, что делать с этой свободой. Народ безмолвствует, даже когда немногие отчаянные смельчаки – Орест и Электра – зовут его на баррикады. Даже когда тиран сам приказывает народу говорить правду. И, похоже, в этом крылись неудачи и социалистического, и демократического проектов, а также тот фатум, что, по словам одного из кинематографистов, делает простое население ненужным в собственной стране.

---

Кто-нибудь из читателей непременно спросит: «Как в подборке, посвящённой интеллектуальному революционному арт-хаусу, могло оказаться ТАКОЕ кино из Германии?». Эх, вы просто ещё не видели, что мы для чехов заготовили!.. Германию называют страной, в которой не победила до конца ни одна революция, несмотря на то, что там был даже Карл Маркс. Зато теперь у немцев есть канадец Брус Лабрюс, который в своих фильмах пытается наверстать незавершённости политических революций революциями сексуальными. Впрочем, зачем проводить границу между первыми и вторыми: геи и лесбиянки в «Малиновом рейхе» берутся за оружие не хуже террористов из Фракции Красной Армии под боевые лозунги типа: «Революция – мой бойфренд» и «Гетеросексуализм – опиум для народа». И всё это было бы очень смешно, если бы не наталкивало на вполне серьёзные философские размышления. О том, как стремительно меняется общество, а XX век, в своем начале разделившей в непримиримой борьбе буржуа и рабочих, завершается стеной, проходящей уже по линии сексуальной ориентации. Жаль только, что Маркс не дожил.

---

Нет, не только макароны из пока ещё широко известной рекламы, но и особый тип революционного сознания, не такого известного в России, присущ швейцарским режиссерам. Хотя к чему, казалось бы, стране, в которой вообще никогда не было ни одной революции, затрагивать подобную тематику? Возможно, потому что местная арт-богема очень переживает из-за отсутствия в стране выраженной социальной борьбы. И отчаянно ищет её в пустоте окружающего духовного пространства. В этом свете не просто пересказать сюжет фильма Таннера, несмотря на наличие в нём даже событийного ряда. Девушка, стрелявшая в своего дядю, и парочка (журналист + писатель), пытающиеся в целях написания по этой истории будущего сенсационного сценария представить события то в романтическом, то, наоборот, в реалистическом ключе. Проблема в том, что действия героини – Розмонод – не романтичны и не реалистичны. Они – алогичны, как и у её незадачливых биографов. Зато всех их объединяет чувство тоски, заменяющей, по мнению режиссёра, в Швейцарии классовую ненависть. Коммунист по убеждениям, Теннер показывает тупиковость для современных ему швейцарцев классового конфликта, но не исключает возможность борьбы, при которой против стабильности режима выступает чувственная неопределенность людей. За эту и многие другие подобные ленты Теннера в конце концов окрестили «революционером с опытом неудавшейся революции». Словом, стал-таки человек бунтарем и без коктейля Молотова.

---

Пусть эту картину снял француз, по собственным словам мечтающий о новой революции во Франции, посвящена она японской революции. В лице одного человека. Но обойти вниманием этот единственный в нашей подборке байопик просто невозможно – поскольку повествует он о Масао Адачи, человеке, который как раз воспринял вышеприведенные слова Годара буквально, и, будучи талантливым японским режиссером, стал не менее способным революционным террористом. «Я сюрреалист, а не троцкист», – сказал он на Каннском фестивале в 1971 г., прямо с которого на долгие 27 лет отправился сражаться в Ливан в составе подполья «Японской Красной армии». Затем последовали тюрьма и депортация. Но это кино вовсе не попсово-пафосная экранизация жизни очередного народно-самурайского героя. Это история о том, как ощущение прекрасного толкает человека на борьбу («Красота природы порождает подлинно коммунистическое сознание», – говорил когда-то Микеланджело Антониони). Фильм о том, как киноискусство самым тесным образом смыкается с революцией, порождая новую реальность. А зрителю остаются слова Адачи, что «красота вдохновляет нас быть сильными» и размышления о том, нет ли среди окружающих друзей-киноманов новых потенциальных революционеров. Вот мы в редакции «25-го кадра» порой тоже друг на друга оглядываемся...

---

Часто ли вы слышали про румынскую революцию? Вот и мы тоже... Да и у самих румын с этим «всё не так однозначно». «Какая она, эта революция, была, если была?» – задаётся вопросом режиссёр Порумбойю в самом заглавии своей ленты «А fost sau n-f fost?» («Было или не было?»), в русском переводе получившей более арт-хаусное название «12:08 к востоку от Бухареста», а с ним вместе три героя. Пенсионер-Дед Мороз, учитель-алкаш и бывший хороший инженер, ставший в поисках заработка плохим журналистом. Вот такая троица, решившая однажды сообразить на троих, а точнее – на революционную тему, где-то в тускло-захолустном городе к востоку от Бухареста. В картине нет пафоса победителей революции или горечи побежденных, зато есть ироничная комедия про неспешное течение жизни, которая мало поменялась в городке до и после революционного акта. Акт, который дедушке, ставшему Дедушкой Морозом, запомнился только недоплаченными некогда 100 левами на отпуск, и потому вызывает сомнение в собственной революционности. Да, были времена, когда говорили, что «революция начинается в столице, но судьба ее решается в провинции», но так говорили про Великую Французскую (тоже, кстати, в фильме упоминающуюся). В Румынии же всё было иначе. Хотя, возможно, дело даже не в перипетиях политики, а в том, в каком виде событие сохраняется в нашей памяти. Если вообще сохраняется.

---

Нет, нам не заплатили создатели этой картины (или вражеские агенты), чтобы она попала в топ. Но игнорировать такое кино сложно не только потому, что это яркий – и редкий – пример словацкого фильма. Подлинная история чешского тоталитаризма, практически не знавшего советских концлагерей и спецлечебниц, в котором политически неблагонадежные штрафбатники ходили по выходным в кино и получали зарплату, а диссиденты противопоставляли партии не столько политические, сколько моральные аргументы, вряд ли понятна русскому зрителю. Но не проще проходит её осмысление и для самих чехов со словаками, чья оппозиционная жизнь некогда была отмечена противостоянием интеллектуалов (вроде Милана Кундеры), видевших в мелочах национальной истории отражение общедуховного, мирового пространства, и интеллигентов (типа Вацлава Гавела), мысливших практично и называвших мелочи мелочами, которые можно и нужно было после «бархатной революции» устранить. Победили интеллигенты, но вот разрешить все субъективное по-простому у них так и не получилось. Может быть, потому, что нечто иррациональное всё же таится за фасадом будничности, за всеми политическими процедурами, за всеми рассуждениями интеллектуалов и интеллигентов.? Эту идею интуитивно уловил словацкий режиссёр, представив ее в форме зомби-нашествия, но не в будущем, как это принято в многочисленных и традиционных ныне зомби-апокалипсисах, а в прошлом – в 1985 г. Недалёком, но уже становящимся мифом. Таким образом, эта словацкая картина – не просто очередной треш, а история об иррациональном и о мифах, заполняющих пространство памяти, несмотря на весь абсурд своего содержания. Да и разве запоминающийся образ пионеров, серпами побеждающих зомби, настолько уж фантастичнее всего того, что совсем недавно происходило в странах развитого социализма?

---

Думается, мало кого ещё не утомил нынешний спор о том, была или нет в/на Украине революция, и, что не менее важно, была ли она революцией. Талантливые и нестандартно-мыслящие режиссёры точно устали и даже решили снять фильм. Безо всякого ОМОНа и Майдана, без России и Новороссии, патриотов и националистов, Крыма и сброшенного памятника Ленину. Никаких официальных линий, никаких официальных лиц. Картина Грыцыны строится вокруг подлинных аудиозаписей с существовавшего во Львове маленького радиоканала Varta1. В первые дни после памятных зимний событий 2013-2014 гг. эфир этого радиоканала использовали добровольцы из числа народных активистов и гражданских дружин, пытавшихся собственными силами поддерживать в городе хоть какой-то порядок, когда органы власти фактически перестали исполнять свои функции. Радиозаписи анонимных голосов транслируются на фоне вида города: вместо уличных боев тихие заснеженные улочки спальных районов, изредка – с кричащими надписями на стенах и чаще – с молчаливыми прохожими. А голоса, остающиеся зрителю неизвестными, ищут способы не только поддержания нормального жизненного пространства, но и будущей организации новой жизни. Незатейливая картина, на поверку оказывающая много глубже большинства снятых на украинскую тему лент и открывающая сущность, наверное, практически каждой революции. Смысл кроется не в успехе восстания, а в новой самоорганизации самого общества, ускользающего от своего прошлого и пытающегося обрести новые основы.

---

Завершая обзор русской темой, мы не будем поминать Октябрь, тем более что по календарю он еще впереди, а на дворе стоит зима. Именно о зимних событиях, имевших место совсем недавно и произошедших на одной общеизвестной московской площади, и повествует картина, снятая десятью молодыми режиссёрами, оказавшимися в самой гуще событий. Впрочем, тому, кто увидит это впервые, не стоит ждать пропаганды (как в пользу власти, так и в пользу оппозиции), хотя многие именитые лица в кадр все же попадут, а некоторые – весьма неожиданно для зрителя да и для самих себя. Но фильм не о них. «Зима, уходи!» – кино о карнавале, опьяняющем недолгой свободой протеста и уже несущем её горькое послевкусие. И это фильм об участниках такого карнавала, тех простых людях, кто вроде бы далёк от политической риторики, но не лишен интуитивного ощущения справедливости. Словно бы праздник непослушания юных идеалистов, в который – в уникальной ситуации – погрузились совсем уже взрослые люди. Не случайно действие начинается и заканчивается на складе старых советских знамён и значков, когда-то имевших важную символическую ценность (в т.ч. революционную), сегодня уже безвозвратно утраченную. Потому что главное в фильме – вовсе не символы и лозунги протеста, а его подсознание и его чувства. Кино не дает политических прогнозов или пессимистических приговоров, которые пытаются приписать излишне рачительные критики. Зато это фильм, который дает эйфорию мечты. О том, что русская зима тоже рано или поздно закончится. Мы в это верим.

Сергей Фоменко