КАННИБАЛ
(CANNIBAL)
Германия – США, 2005
Режиссер: Мариан Дора
В ролях: Карстен Франк (Человек), Виктор Брандль (Мясо).

Перевод на русский язык - Виталий Гирон (ссылка - по нажатию на эту строку).

«Фильм содержит большое количество сцен насилия и жестокости. Лицам, не достигшим 21 года, людям с неустойчивой нервной системой, а также беременным женщинам картину смотреть категорически запрещено»

(обычная предупредительная надпись у билетных касс)

Такой эпиграф не случаен, ибо он наиболее точно характеризует суть ленты, о которой пойдет речь. Даже зрителей достаточно закаленных в различного рода зрелищах, этот фильм неоднократно заставлял сконцентрировать взгляд на углу экрана, чтобы избежать очередного удара по нервной системе. Равнодушно отнестись к этой картине, пожалуй, невозможно. Есть любопытное интервью киноведа-энтузиаста Андрея Малова, организовывающего у себя в Новосибирске просмотры элитарного кино. Показывая эту картину, он сравнил посетителей сеанса с зомби – во время демонстрации они преспокойно жевали поп-корн и никто в ужасе не покинул зал. Говорит ли это о полной индифферентности современного зрителя к предлагаемой кинопродукции, либо, наоборот, о его искушенности, благодаря беспардонному влиянию СМИ, – пусть каждый решает индивидуально. Цель материала – как можно более доступно и подробно рассказать о фильме, с которым знакомиться совершенно необязательно, но иметь представление о подобных проектах надо. Тем более людям, искренне влюбленным в кинематограф во всех его подчас отталкивающих проявлениях…

Коррида любви повара и его любовника

... Все началось с нашумевшего уголовного дела, произошедшего в Германии в 2001 году. Некий гомосексуально ориентированный программист Армин Майвес разместил в интернете объявление, что ищет партнера по сексу, которого можно будет потом освежевать и съесть. Как ни странно, на столь ужасающий призыв откликнулся сотрудник компании «Сименс» Бернд Юрген Брэндс, который добровольно стал и любовником, и «пропитанием» Майвеса. Преступника раскрыли через год, когда он вновь попытался найти через специализированный сайт «свежанинку». На закрытом судебном процессе демонстрировалась видеозапись, сделанная самим каннибалом, зафиксировавшая все подробности кошмарного злодеяния, но, правда, доказавшая, что убийство произошло с непосредственного согласия жертвы. Ныне Майвес отбывает пожизненное заключение в одной из немецких тюрем, изредка консультирует правоохранительные органы в поимке подобных ему психопатов и… является убежденным вегетарианцем.

Сенсационная история о «людоеде из Роттенбурга» незамедлительно привлекла внимание людей искусства, и за сравнительно короткий срок появились аж четыре киноверсии этого скандального дела. Но, кажется, именно Мариану Дора, снимавшему фильм чуть ли не в одиночку (помимо режиссерских и продюсерских функций, он исполнял в ленте еще целых девять технических), удалось достичь самого эффектного и незабываемого результата.

Дора воспроизводит коллизии сюжета методично, неторопливо, любовно, порой, даже чересчур пристрастно, и на столь высоченном профессиональном уровне, что к финалу зритель убеждается в том, что смотрел фильм безмерно одаренного, но абсолютно больного человека. Тщательно выстроенные мизансцены и операторские ракурсы, умелое использование освещения и музыкальных композиций, прихотливый монтаж и ненавязчивая работа с актерами создают ощущение «художественной документальности», так называемого «псевдо-снаффа», способного, как оказалось, напугать и отвратить от экрана даже больше, чем заснятые в реальности сюжеты телевизионных криминальных хроник. Но, пожалуй, самым непостижимым фактором этой, безусловно, уникальной картины является то, что она, сделанная с мизернейшими затратами и замеченная лишь благодаря своей скандальной тематике, является итоговым словом для целой плеяды кинематографических шедевров, обретших статус классических.

Часть 1. Патология.

Американский писатель Томас Харрис, а вслед за ним и режиссер Джонатан Демми не разбирались в первопричинах извращенного сознания доктора Ганнибала Лектора из «Молчания ягнят», просто поставив зрителя перед фактом – такой уж он есть (последующие сиквелы-приквелы, неуклюже объясняющие склонность доктора, всё-таки спекулятивны по отношению к оригиналу и в расчёт не берутся). Дора все-таки делает легкую попытку объяснить эти патологические пристрастия, введя в пролог фильма популярную сказку братьев Гримм о брошенных в лесу Гензеле и Гретель, которую читает маленькому герою его мама. По версии режиссера каннибальские инстинкты злой колдуньи, на домик которой набрели дети, стали первым толчком для пытливого, незрелого ума к извращенным фантазиям и маниям, которые приведут в итоге к ужасающим деяниям. Однако, эта версия достаточно расхожа для современных «психопатических» триллеров, а уж к жанровому кино картину Мариана Дора с полным правом причислить все-таки нельзя. Все мы в детстве читали сказки Перро, Гоффмана и тех же братьев Якоба и Вильгельма, в которых, кстати, жестокости не меньше, чем в «книжках для взрослых», но никаких позывов полакомиться человечинкой в себе не обнаружили. Причина, видимо, кроется в иных факторах, которые Дора оставляет за кадром, предлагая зрителю разбираться в них самостоятельно. В начальных титрах он показывает уже прогрессировавшую форму патологии будущего убийцы – камера плавно панорамирует мимо картинок и учебников по разделке мяса, книг по черной магии, а также фолиантов с жизнеописаниями Гитлера и знаменитого американского серийного убийцы Джеффри Дамера, гомосексуалиста-каннибала, видимо, ставшего для главного героя идолом и объектом для подражания. По меткому выражению того же доктора Лектора, «на убийства психопатов толкает вожделение, а вожделеют они то, что видят каждый день». Я бы добавил – или хотят видеть, хоть в реальности, хоть в фантазии.

Часть 2. История любви.

В том, что герой обрел свое тихое человеческое счастье, реализовав давнюю вожделенную мечту, говорит о многомерных отклонениях современного общества, ставших в образе центрального персонажа как бы квинтэссенцией этих самых пороков и пристрастий. Массивный лысый мужчина средних лет в невзрачном деловом костюмчике и портфелем, кормящий с рук животных в зоопарке и весело играющий с детьми на улице, за благочинной и заурядной внешностью скрывает чудовищную натуру, готовую прорваться наружу в любой момент. С другой стороны – жертва, добровольно согласившаяся на умерщвление варварским способом, будто бы говорит об агонии циничного и распущенного человечества, медленно, но верно уничтожающего само себя.

Но все-таки Дора рассматривает частную уголовную историю, которую без особых натяжек можно назвать историей любви. Иначе как еще трактовать столь непостижимую, патологическую во всех аспектах связь, которая изначально строится не на половом влечении, а на общности других «ненормативных» интересах. Персонажи отнюдь не охвачены похотью, секс лишь подтверждает их половые пристрастия, но не становится доминирующим в отношениях. Жертва при встрече со своим палачом сразу же изрекает «Ich bin dein Fleisch» («Я – твое мясо») вместо более традиционных «Guten Tag» или «Wo Lieben Sie?», а каннибал, дрожа от предвкушения и ласково рассматривая незнакомца, словно бы выдыхает вертящиеся на языке слова «Нашел, наконец-то нашел…».

Герои будут нагишом резвиться на лужайке, в обнимку читать детские сказки, кормить друг друга печеньем, чередуя эти процессы горячими поцелуями, и лишь под вечер перейдут непосредственно к сексуальному контакту, как к завершающей стадии второстепенной причины их встречи. Причём, каннибал с его козлиной рыжей бородкой и тонким, почти женским голосом, занимает в акте уничижительную, пассивную позицию, словно бы предоставляя партнеру последний раз в жизни ощутить себя полноценным мужчиной.

Сцена ампутации полового органа, произошедшая по настоянию самой жертвы, пожалуй, самый яркий результат обретения абсолютного счастья, истинной гармонии человеческого бытия – в извращённом сознании любовника высшая форма наслаждения познаётся через насилие и боль. Поэтому его истошный вопль во время отпиливания члена под величественную органную музыку быстро сменяется ликующим криком от неслыханного оргазма, а в безумном, мертвенно-холодном взгляде на миг проступает выражение искреннего блаженства.

Нечто подобное уже демонстрировал на экране японец Нагиса Осима в скандальной «Империи чувств» (оригинальное название «Коррида любви»), который сквозь прихотливые отношения хозяина Кичи и его наложницы Сады Абэ, трактовал кастрацию, как идеальную форму жертвоприношения во имя той самой великой «империи чувств», где способы для достижения высшего наслаждения устанавливаются самими партнерами, а нормы морали зачастую вообще презираются. И, хотя его лента неизмеримо глубже и утонченнее, Мариан Дора на примере своих персонажей иллюстрирует ту же самую корриду любви. И, надо сказать, его пример тоже весьма показателен. Немецкие любовники, уединившись в загородном доме, полностью реализовали свои стремления (какими бы ужасающими те ни были), ничуть не оскорбив чувства «нормальных, традиционных» во всех смыслах представителей человеческого общежития и действительно в эти два скоротечных дня знакомства искренне, безумно, глубоко любили друг друга. Их же соседка по Западной Европе, австрийская пианистка Эрика Кохут, так и не сумела добиться благосклонности к своим садомазохистским фантазиям со стороны привлекательного молодого ученика Вальтера Клеммера.

«Все, что будет твоим наслаждением – станет моим счастьем», - говорил Кичи-сан своей любовнице во время бурного соития на щербатом полу дома терпимости. «А если моим наслаждением будет убить тебя?» - интересовалась Сада.

А если съесть?..

Часть 3. Большая жратва.

Подробно воспроизведя на экране каннибальскую страсть главного героя (кстати, именуемого в титрах, как Der Mann, т.е. человек), Мариан Дора невольно закольцовывает ассоциативную цепочку, возникающую при просмотре. Он, словно бы, дополняет и доводит до логического результата мрачные сентенции самых известных кинематографических кулинаров последних 35 лет – Марко Феррери и Питера Гринуэя, которые своими шедеврами – соответственно, «Большая жратва» и «Повар, вор, его жена и ее любовник» – безжалостно вынесли вердикт современной буржуазии, зацикленной на всеохватном потреблении и почти не отличимой от прожорливых, грязных свиней.

Пресытившиеся во всем, в чем можно, герои картины Феррери, уединяются на вилле, чтобы свести счеты с жизнью путем безостановочного поедания пищи. Для них еда – этот необходимый источник для поддержания жизненных сил – теряет своё первоначальное предназначение, становится сперва средством праздного досуга, а затем – и орудием суицида. Для гурмана Альберта – героя картины Гринуэя – еда и те, кто ее потребляет, являются уже мишенью для беспрестанных насмешек и издевательств. Альберт приравнивает трапезу к естественным отправлениям организма, не видя особой разницы между удовольствием от принятия пищи и чувством облегчения переполненного желудка. «Набивая рот, ты питаешь свою природную канализацию, - поясняет он. - Гадость и удовольствие между собой связаны, ибо приятные и непристойные моменты родственны». Потому его супруга Джорджина после убийства Альбертом ее любовника просит повара запечь последнего и накормить им своего благоверного, тем самым поставив жирную, лоснящуюся точку в этой безудержной большой жратве. И Альберт, дрожа перед дулом приставленного любезной супругой пистолета, отведывает-таки кусочек человеческой плоти, тем самым подтверждая собственную всеядность в столь «изысканных» кулинарных разносолах, на что Джорджина удовлетворенно восклицает: «Каннибал!»

В своей же ленте Мариан Дора доводит общество потребления до закономерного и оправданного финала: ты – то, что ты ешь. Тошнотворная сцена поедания каннибалом и его накаченного обезболивающими таблетками любовником жареного пениса последнего, говорит не только об обезличивании самого понятия о еде, как о вкусной, здоровой и полезной пище. Данный эпизод развенчивает миф о непоколебимом мужском достоинстве: ведь оно предназначено не только для сексуальных утех, но и, что главнее, для продолжения рода человеческого. И в этом контексте Дора показывает, пожалуй, критическую стадию моральной деградации общества.

Страшно и неловко становится не от того, что каннибал, подвесив самолично убиенную жертву на крюки, методично потрошит ее, а после, сладострастно обнимая вывалившиеся внутренности, начинает в упоении пританцовывать. Страшно то, что подобное чудовище может находиться совсем рядом, а мы об этом даже подозревать не будем.

Финальное пиршество, показанное в «Каннибале», в чем-то сопоставимо с бравурной концовкой ленты Гринуэя. Только Дора сделал все более камерно, интимно, без эстетских изысков – свечи, вино, сыр, фрукты, брокколи, стручковая фасоль и… холодец из любимого, чья отрубленная голова с беззвучным оскалом установлена на другом конце стола ради компании. Повар, преспокойно отведав своего любовника после изматывающей и продолжительной ночной корриды любви и не менее трудоемкого освежевания бездыханного, сплошь загаженного экскрементами и блевотиной тела, потом задумчиво покурит, помастурбирует на сон грядущий, а утром оденется и пойдет на работу. Он достиг столь желанного абсолюта в своей серой, никчемной жизни, обрел тихое человеческое счастье, которым и похвастать-то нельзя, но это совсем не значит, что маньяк, сидящий в нем, успокоился. Наоборот – он только вошел во вкус! И, как рефрен, на поверку являющийся реквиемом, за кадром под аккомпанемент умиротворяющей мелодии музыкальной шкатулки слышится далекий голос матери, читающей сказку о горемычных Гензеле и Гретель, по чьим аппетитным румяным щечкам так исходит слюной злая колдунья.

Картина оставляет тягостное, гнетущее впечатление, вызывает на какой-то момент резкое неприятие к мясной гастрономии, особенно имеющей фаллическую форму, но в первую очередь заставляет задуматься, можно ли считать подобную вещь искусством. В техническом аспекте – безусловно, а в моральном… Поразительно, но автор отнюдь не провоцировал зрителя, не смаковал ни единого эпизода, каким бы эпатирующим тот ни был. Все передано сухо, жестко, деловито и даже рутинно. Но ведь нашлось столько кинематографических отсылок, что говорить о фильме, как о банальном ужастике, даже неуместно. Но смотреть это зрелище действительно не стоит. По этой причине нельзя публично давать оценку фильма. Ставить ему «неуд» - значит покривить душой, демонстративно не замечать одаренность автора из-за скандальной тематики, а ставить ему высокий балл – значит поощрять такое кино, пиарить, подстрекать к просмотру. Хотя… скорее всего, это и так уже сделано…

P.S. Для тех, кто все же решил мужественно выдержать просмотр этой картины до конца, можно сказать, что исполнитель роли жертвы Виктор Брандль жив, и во второй режиссерской работе Мариана Дора «Меланхолия ангелов» (2009) исполнял обязанности художника-постановщика. А в сцене освежевания, по отзывам профессиональных обвальщиков, в качестве муляжа была использована, скорее всего, туша ягненка – т.е. животного, чья комплекция максимально приближена к «человеческому стандарту».

Виталий Гирон

Мнение профессионала.
Отвечает врач-психиатр Павел Юдаш.

Ставить диагноз автору по одному произведению – дело совершенно безнадежное. Единственное, что можно предположить, так это то, что режиссер, снимая такое кино, сублимирует собственные нереализованные фантазии и комплексы, тем более что фильм

явно не коммерческий. Так что диагнозы его и героев фильма, скорее всего, совпадают. Что же до самого главного героя, то здесь мы, по всей вероятности, имеем дело либо с паранойяльной формой шизофрении, либо с шизоидным расстройством личности (то, что раньше называлось шизоидной психопатией). Причем второй диагноз более вероятен. Шизофреники, как правило, с большим трудом контактируют с окружающим миром, их жизнь течет в основном внутри их собственной головы. У психопата таких проблем не возникает, и реализация фантазий в реальности ему необходима. Кстати, большинству серийных убийц, таких как Чикатило или упомянутый Джеффри Дамер, выставлялась именно психопатия, поэтому они признавались вменяемыми и получали все, что им причиталось. Люди, страдающие расстройством личности шизоидного типа, отличается замкнутостью, нелюдимостью, склонностью к странному, необычному, часто вычурному поведению и фантазиям. В отличие от больных шизофренией, они отдают себе отчет в своих действиях и поэтому, если фантазии носят криминальный характер, то до поры, до времени сдерживаются. Однако напряжение растет, и в какой-то момент желание становится непреодолимым. Тогда совершается акт удовлетворения страсти, как правило, тщательно продуманный, спланированный и подготовленный (опять же, шизофреники на это неспособны), после чего на некоторое время наступает расслабление. Затем напряжение снова начинает нарастать. Именно поэтому серийные убийцы никогда не останавливаются самостоятельно.