Документальный цикл философско-популярных фильмов «Великие философы», выпускаемый итальянским телеканалом «365», поистине благородное начинание на пути академической мысли в народные массы. Ступить на него решались немногие, а вознаграждались за безответные труды совсем некоторые. У нас самым главным проводником научных воззрений в народ является, конечно, Александр Гордон. Но даже приятный успех его авторской передачи проходил под покровом ночи, когда, кажется, просыпались те интеллектуалы, которые могут смотреть телевизор.

Философия, по неоспоримому мнению Хосе Ортеги-и-Гассет, «выходит за пределы очевидного», что в бытовом понимании граничит со смертью. Обыватель, тот который «посредственность» на бескомпромиссном языке Ницше, безосновательно, но необходимо надеется на реальность загробного мира. Так вот философия это он самый и есть. Притом, что гроб можно понимать как «телесно-протяженный модус» (Декарт бы, наверно, удивился точности своей фантазии в перенесении ее на такой предмет), а философствование - как потусторонний мир бесплотных (умозрительных) идей-категорий, слабо проникающих в вещную действительность. К этому же удобно подвязывается знаменитый эпизод из фильма «Жить своей жизнью», где какой-то случайный философ в кафе сообщает главной героини, что говорить - значит умирать.

Однако в отличие от «того света», духи, что носятся в пространстве мудролюбия (дословный перевод «философии»), гораздо с большей очевидностью влияют на повседневную жизнь, чем серафимы с херувимами, явно недовольные рамками икон. Так прелестный романтизм забытого 18-го века и по сей день отдается трубным гулом во всей нашей культуре. Что уж говорить о самых разных политических воззрениях. Поэтому иногда полезно знать историю этого нудного университетского предмета, чтобы понимать, откуда у Годара (или кого угодно) ноги растут, и почему объективное сознание – это не иллюзия, а жестокая реальность.

Но все же нельзя утверждать, что подлинная цель философии – сделать жизнь лучше. Она гораздо с большим удовольствием олицетворяется в Танатосе (древнегреческом духе смерти), чем в Эросе (боге любви). С одной стороны, потому что так остро противополагается конкретному и видимому, а с другой – потому, что дает вполне себе неземную свободу, на которую человек, привязанный к явным мыслительным схемам, не может и рассчитывать. Вот и Сократ находил истоки философии в осознании смерти, в то же время делая ее, философию, «своей возлюбленной», то есть проявляя явные некрофильские замашки.

Цикл «Великие философы» включает 20 с лишним передач по 25 минут каждая. В течение этого времени закадровый диктор и кадровые философы раскрывают доктрины самых именитых мыслителей в истории, перемежая толкования их идей биографическими включениями, которые иногда инсценируются актерами, а иногда изображаются в виде рисунков. Мультимедийные и анимационные средства в сообщении собственно философского материала используются откровенно слабовато и без особой фантазии. Максимум, что смогли придумать авторы, это хиленькие блок-схемы, которые чертятся сами собой в процессе того, как их комментируют умный голос. Они, конечно, помогают воспринимать текст, но явно уступают возможным абстрактным конструкциям, которые можно себе навыдумывать, не имея никаких финансовых и временных ограничений, чем скорей всего не могли похвастаться создатели сериала. Но и без этого изложение теорий в стиле блестящего конспекта, краткого ровно настолько, что нельзя почувствовать его неполноты, с частым повторением одного и того же разными словами из уст разных философов становится отличным подспорьем в каторжном труде подготовки к экзамену по философии или в благородных стремлениях к самообразованию.

В качестве примера одного из выпусков можно взять передачу о Гегеле на том основании, что он «наиболее труден для понимания из всех великих философов» (Бертран Рассел «История западной философии»). В тоже время сложно отрицать его огромный авторитет и влияние на всю последующую историю мысли. Влияние это выражалось как в непосредственном продолжении его идей учениками, так и в ожесточенной конфронтации с его воззрениями. Великое множество текстов, обнаруживающих противоречия и иные недостатки в системе последнего великого мудреца классической философии, могут составить монументальный труд, который, подражая Фоме Аквинскому (его сочинению «Сумма против язычников»), следовало бы назвать «Сумма против Гегеля».

Война с гегельянством началась даже раньше смерти его основателя и ознаменовалась множеством занятных претензий. Начиная с того, что Шопенгауэр, лично знавший Гегеля, припомнил его юношеское увлечение мистикой и назвал всю философию Гегеля «мистифицирующей чепухой», которую превозносят одни лишь дураки. С того же пассажа заводит разговор в главе о Гегеле и Рассел, считая, что его философия была рациональным обоснованием тех эзотерических откровений, которые явились будущему профессору в молодости. А завершается эта глава так, что читатель понимает тщетность потраченного на нее времени: «почти вся философия Гегеля ложна». Разумеется, не мог не дать себе удовольствия пнуть немецкого классика и принц экзистенциализма – Сёрен Кьеркегор.

Тем не менее, исполинская фигура Гегеля до сих пор нависает тяжелой тенью над мировоззрением образованного человека. И обзор этой концепции, данный в сериале, помогает понять, в чем тут дело. Не тратя время на рассмотрение критики Гегеля, авторы через упоминание его основных трудов дают узловые станции в запутанном метрополитене мыслей. Что способствует если не полному пониманию таких парадигм, как абсолютный разум или, еще хлеще, отношение ограниченного и безграничного, то хотя бы знакомят с их названиями. И ежели вы переживет ядерный вынос мозга, именуемый «абсолютной идеей», то профессора на экране перейдут к рассмотрению логики Гегеля, и тут дышать станет легче. А заодно через осознание достаточно простого триадического движения – диалектики станет ясно, что конкретная и очевидная концепция всего мирового развития, проявляющаяся в любом природном объекте, вытекает из туманного и полностью умозрительного представления об идеальном Абсолюте.

Иными словами, маниакальная убежденность Гегеля в существования всеохватного мирового разума, который только тем и занимается, что познает себя, открывает дорогу куда более конструктивным размышлениям, способным иметь даже практическое значение. Это, в свою очередь, кажется лишним подтверждением того, что в философии отсутствуют устаревшие идеи и что даже самое архаичное представление великих может ненароком вылезти в разумении научного и несомненного факта. Поэтому легко согласиться с выводом, что философия Гегеля стала квинтэссенцией многовекового пути идеализма, начатого еще Платоном и в трудах немецкого мыслителя нашедшего свое предельное выражение в образе непрерывного развития. Оттого несколько высокомерное мнение Гегеля о своей философии как о последнем достижении в существовании разума и как об откровении бога видятся вполне оправданным. Ведь именно после Гегеля начался закат идеализма. Силой своего ума он исчерпал целую историческую доктрину и, подобно индуистскому богу Брахме, вдохнул бытие в новый виток человеческой мысли.