РОБИН ГУД (ROBIN HOOD)
Жанр: боевик, драма
2010, США-Великобритания, 140 мин.
Режиссер: Ридли Скотт
В ролях: Рассел Кроу, Кейт Бланшетт, Макс фон Сюдов, Уильям Хёрт, Марк Стронг, Оскар Айзек

ОЦЕНКА: 3,5

Когда кипящая кровь Колизея вспорола миллионы глаз, когда Рассел Кроу прохрипел воинственный клич смерти, когда безродный гладиатор вонзил тупой клинок в ненавистное горло тирана («Гладиатор»), тогда-то мир и узнал, как Ридли Скотт умеет снимать историю. Спустя 5 лет багровый туман потухшей битвы вновь воззвал своего певца, перекинув взор камеры через тысячелетие к родному дому, охваченному пламенем крестовых походов, в котором впервые был услышан воинственный набат, звенящий расколотым эхом и поныне («Царство небесное»). Идейное и пространственное приближение режиссера к наследию собственного народа шло тропой героического эпоса, традиционно сталкивающего простого человека с решением судеб государства, усиливая мотивы осмысления настоящего через возвращение к прошлому. В новой работе мастера «Робин Гуд» гражданская патетика кинематографического летописания становится наиболее ощутимой, однако осознание национального менталитета, воплощенного в фольклорных образах, пророческих знаков будущего, сокрытых у самых истоков памяти, изыскания символов, объединяющих поколения, пронизано авторским почерком масштабной визуализации экранного пространства в духе воссоздаваемой эпохи во всем ее величии и ужасе.

Если между событиями «Гладиатора» и «Царства небесного» прошло больше десяти веков, то история «Робина Гуда» развивается, спустя лишь десять лет, после завершения путешествия Балиана и начала Третьего крестового похода во главе с английским королем Ричардом Львиное сердце. Сюжет картины основан на переплетении правды и вымысла, которые наслаиваются друг на друга, образую единую канву повествования. После долгих лет сражений, тяжелых переходов через пустыни, безрезультатных осад городов и австрийского плена Ричард с изможденным войском возвращается в обнищалую страну. В сценарии Этана Рейффа и Сайрус Ворис, доработанного Брайаном Хелгелендом, англичане нападают на замок Шалю-Шаброль еще по пути в Лондон, однако, на самом деле, это было на год позже. Под стенами французской крепости арбалетная стрела ранит короля в шею (тут все точно), но умирает он не на поле боя, как показано в фильме, а через 11 дней дома, на руках матери. Это ломает и так дышавший на ладан боевой дух солдат, с облегчением разбегающихся по домам, едва заслышав трагичную новость. В их числе и лучник Робин Лонгстрайд, в руках которого по счастливому – или не очень – стечению обстоятельств оказывается корона погибшего правителя.

Отсюда и восходит легенда о том, как маленькая жизнь одного из миллионов стала бессмертным мифом, пронзившим века непревзойденным символом доблести, отваги и справедливости. Заслуга Скотта как раз в том, что он не пережевывает в очередной раз балладу о разбойнике из Шервудского леса, но расширяет его образ до архетипа настоящего англичанина, отпрыска народа, соединившего в себе все лучшее, что есть в национальном характере, благодаря которому Британия прошла через войны и кровь, через мучения и боль, через глупость королей и жадность вельмож, став великой державой. Поэтому в центре внимания режиссера не многочисленные грабежи неуловимого мстителя, а восстание против агрессии Франции, которая загорается от искр смутного времени в самой стране, разграбленной бессмысленными походами, истощенной разжиревшей церковью и безвольными правителями, наплевавшими на своих подданных. Сценаристы выбирают идеальный период для выхода Робина Гуда на арену политической игры государства, которое потеряло одного рыцаря, обуянного жаждой побед и разорившего собственную землю, прожив на ней только полгода из десяти лет властвования, но получило другого болвана (Иоан), капризного инфанта, погрязшего в утехах и сладострастии, ничего не смыслящего ни во внутренних, ни во внешних делах. Из-за многочисленных поражений, позорных договоров и разрухи в 1215 году была подписана «Великая хартия вольностей», однако в официальной историографии эти события представляются как объективные процессы. Оттого истоки освободительного движения англичан фактически оказались обезличенными, лишенными человека, которого можно назвать героем, сумевшим разрушить порочный круг тирании вырождающихся королей и объединить людей вокруг общих целей и идеалов. Именно эта роль дается Робину. Однако Скотт не занимается ревизией прошлого, стараясь сконцентрировать фильм на изображении духа и настроений, главных для всех графств, лордов, крестьян, разбойников, торговцев, ремесленников, тем самым, делая их настоящими вершителями судьбы отчизны, а имя Робин Гуд – это те два слова, которые вмещают в себя тысячи подвигов большого народа.

На Кейт Бланшетт, сыгравшую Мэрион, была возложена не менее серьезная миссия, ведь в ней зритель должен был увидеть не только объект любовных желаний Робина, но опору и надежду мужчины, женщину, гордую и смелую, способную хранить хрупкий быт даже в самые трудные времена и, если потребуется, сражаться за свою землю. Мудрость и созидательная сила, пожалуй, лишь намечена также в образе Элеоноры Аквитанской, – матери обоих горе–королей – не всегда способной остановить сумасбродство Иоана. При этом сами собой возникают параллели с будущими Викторианской и Елизаветинской эпохами, которые были предречены в характерах англичанок испокон веков. Ридли Скотт, по-видимому, хотел избежать классической концепции борьбы героя и его антипода, поэтому шериф Ноттингема появляется буквально в трех эпизодах, и если для чего и нужен, то только, чтобы показать порочность власти, изжившей себя и превратившейся в кривое пугало. Однако без темной стороны не обошлось, и черный всадник Годфри в блестящем исполнении Марка Стронга, плетет свои жестокие интриги, продавая Англию за 30 серебренников. Но все же он не является врагом Гуда в традиционном понимании, скорее олицетворяя метафору зеркальной противоположности тех черт, которые делают из персонажа Рассела Кроу защитника, достойного подражания, отчего они проступают еще ярче.

Ридли Скотт не был бы похож на себя, если б мы вновь не стали восхищаться захватывающими баталиями, разворачивающимися на величественных панорамах бескрайних просторов природы. В металлическом крике разорванной плоти, в окровавленном скрежете лезвий, в грязи изрытой смертью земли, под нависшей тяжестью рыдающего неба, в воздухе, прошитом стонами беспощадных стрел, камера бьется в истерике лихорадочных планов, пытаясь поймать прерывистое дыхание боя, выхватывая общую картину людского моря, одержимого разъяренным штормом, и тут же падая в глаза отрубленной головы, под копыта несчастных коней, устремляясь вслед за полотном меча в последнее биение сердца. Однако то, что сражения насильно облагорожены в угоду пуританской боязни любой натуральности на экране, видно невооруженным глазом, поэтому при отрубании конечностей кровь почти не идет, а клинки чистые, как будто их втыкали в вату. Однако кажется, что Скотт даже не сопротивлялся безбожной кастрации разумных элементов сцен, поскольку после того, как продюсеры вырезали 40 минут из режиссерской версии «Царства небесного» ввиду их заумности, он решил, что бессмысленно бодаться с дубом и дал магнатам кинобизнеса их вожделенные PG-13, а сам умыл руки в водах южного берега Британии, которые все-таки побагровели.





Волна ревизионистских боевичков, как грипп прошедшихся эпидемией в этом году по кинотеатрам, разумеется, не минула и одного из основоположников направления Ридли Скотта, снявшего свою альтернативную версию похождений благородного разбойника из Шервудского леса. Даром, что тема уже давно закрыта пародирующим рейнольдского «Принца воров» –«Робин Гудом. Мужчинами в трико». Начинается фильм довольно бодро и почти даже без обычного игнорирования Скоттом известных и ребенку исторических фактов. Король Ричард Львиное сердце, как ему и положено школьными учебниками, умирает в битве при Шайу. Следует отметить, что особый комизм ситуации придает то, что стрела в королевскую шею была выпущена дистрофичного вида поваренком, которому перед этим при таком тщедушном телосложении «не западло» было протащить на крепостные стены огромную кастрюлю супа и справится с арбалетом. После того, как король в изумлении умирает, история, слегка промелькнув для галочки, заканчивается и начинается Голливуд.

Проект, в котором с самого первого дня тасовались как карты концепции, актеры и сценаристы (при чем, судя по результату, кому-то из участников процесса не заплатили, за что они, аки этот ваш Робин Гуд, отомстили Скотту) изначально больше был похож на конструктор «Лего», чем на кино. Так по первоначальному замыслу положительным героем должен был стать шериф Ноттингемский, а за «бэд гая», стало быть, работать защитник всех обездоленных Робин Гуд. Но в итоге победила очередная история везучего выскочки без рода и племени, попавшего в милость Ее величества Фортуны, щедро предоставляющей в его распоряжении чужое имя, титул, лошадь, доспехи и придурков-оруженосцев – да-да, снова оно. Не зря же одним из сценаристов был автор ромкома в псевдоисторическом стиле про «Историю рыцаря» – Брайан Хельгеленд. Но все растущее из нарочито легковесной и сказочной «Истории» – это как раз лучшее, что есть в «Робине Гуде». Гротескные персонажи, комиксовость, постмодерновые игры в выворачивание исторических стереотипов и голливудских штампов, намекают, что почтенного возраста режиссер, все еще пытается удержаться на коне, следуя за последними голливудскими тенденциями. Благодаря этому кажется, что фильм временами чудо как мил, бодр и задорен, в отличие от всего унылого творчества Скотта последнего времени.

Король Франции тут лопает устриц, сидя на берегу Сены. Король Англии манерно тянет своей маменьке, тщетно пытающейся направить его от постельных развлечений к государственным делам, де «мама, Вам не ведомы приличия и вообще Вы не вовремя». Похожий на Джокера злодей, человек исключительно космополитичных взглядов («я француз, когда мне это выгодно»), вместе с отрядом рейдеров грабит английские земли с почти робингудовским задором и легкостью. Король Ричард Львиное выглядит, как будто встал с большого бодуна, а ложился почему-то в бигуди. Он вовсе не благороден, а после речи Робина обличающей его милитаристские замашки, отправляет того в колодки, хотя по сложившейся голливудской традиции, должен как минимум произвести в рыцари за честность и правдивость, а как максимум отменить осаду. Роль демонического во всех экранизациях Шерифа Ноттингемского кастрирована до деревенского дурачка, чья единственная функция в фильме вопрошать у чужой жены «Когда ты мне отдашься?». Леди Мэрион, которую здесь играет, не как изначально планировалась старлетка вроде Миллер или Портман, а сороколетняя Кейт Бланшетт, не совсем леди и уж точно не дева, а язвительная тетка, которая и книксены в шутку делает, и против иноземных супостатов борется, и коня на скаку.. Ну, в общем, вы поняли. Когда в финале, она, как бы пародируя свой образ из Властелина колец и Золотого века, появляется в рыцарских доспехах и сопровождении похожих на хоббитов местных беспризорников верхом на боевых пони, все сомнения в том, что режиссер стебется намеренно отпадают.

Выдержи Скотт весь фильм в подобном стиле и не было бы ему – фильму – цены. Но, увы-увы, Ридли, верный себе, опять дает Гладиатора, что сильно портит разухабистую и потенциально неплохую киношку. Локальную историю противостояния местного князька и веселого анархиста из Шервудского леса он превращает в глобальную Историю про борьбу за демократию и гражданские права в отдельно взятом королевстве. С одной стороны пытается дать свежее прочтение и разрушает мифы, с другой насаждает новые, причем чисто голливудские, избитые и довольно дурновкусные. А ведь, как в известном анекдоте, надо определиться «или туда, или сюда, а то туда-сюда раздражает». То есть режиссеру мало держаться в седле, ерничая над штампами, он еще и пытается выполнять джигитовку, перескакивая с одной лошади на другую. Для людей в его возрасте такие скачки обычно заканчиваются тем, что они закономерно валятся. Ну, хотя бы на вопросе «А где собственно, у нас тут Робин Гуд?». А нигде, дорогие товарищи. На самом то деле героя могли звать хоть Робином, хоть Бобином, хоть Максимусом, хоть Бэтмэном, хоть Уильямом Уолессом – сути это не изменило бы. И если замена традиционного джентльмена Шерлока Холмса на обаятельного, помятого торчка в исполнении Дауни-младшего у Ричи выглядит забавной и остроумной, то в замене былинного веселого разбойника и «славного парня» на угрюмого, похожего на лесника в запое Рассела Кроу (к которому Скотт испытывает какую-то необоснованную привязанность, таская из проекта в проект) нечего подобного не наблюдается.

Начало фильма, где Робин предстает наперсточником и дезертиром, не особо обремененным государственными интересами, еще доставляет, но потом, по мере осознания главным героем гражданской ответственности и своей роли в судьбах Европы, начинается такая патетика и пафосные речи, что понимаешь короля Ричарда. В колодки хочется забить не только Робина, но и самого режиссера. В финале, где, опять же, в чисто голливудских традициях, идущих аж из «Человека, который застрелил Либерти Вэлланса» другого мифотворца, только более качественного, чем Скотт – Джона Форда, – говорится о том, что творцы истории за все хорошее становились бесславными аутсайдерами, и намекается на сиквел. Так и хочется сказать: «Не надо, Ридли – настоящие герои, всегда знают, когда надо стрелять, а когда тихо и с достоинством выйти на пенсию».