ВИЗЖАТ ПОД ПАЛЬЦАМИ ПОКОЛЕНИЯ

Вольнодумец, эгоист и француз по имени Андре, устав от тяжелых будней светской жизни утонченного и надменного эстета, отправляется в санаторий на морском берегу, но не за различными оздоровительными и увеселительными процедурками, а за блаженным идиотизмом и бездельем, где компанию ему составит давний приятель — художник, зануда и аристократ, и симпатичная юная леди, склонная к куртизанству и уничтожению ценных безделушек. Мирные купания на морях, полуденные спячки, горы табака и лёгкого алкоголя отказались быть перманентными в своей безмятежности, а праздное существование под одной крышей, пропитанной пыльным ветром одиночества, создавало слишком привлекательную гармонию для того, чтобы её не нарушить. И как-то раз, наблюдая как юная Хейде, не обременяющая себя предрассудками, вновь собирается в ночь, незадачливый Андре, мнящий себя тонким стратегом, удумал устроить игру, в кульминации которой, проскакавший три дня и три ночи стратег, заявляет, что юная уженедева ему таки безразлична, попутно вовлекая в торжество и своего репетитора по безделью, коим оказался тот самый, что художник и зануда, что тоже ушёл недалеко в своих играх и интригосплетениях.

Впрочем, незатейливая геометрия отношений Ромера обернулась треугольником много раньше, когда режиссёр в тройном прологе дал вступительное слово каждому из героев, и неизбежная трансформация неуклюжих философов в однобоких мечтателей была вопросом времени — хронометраж обязывает. Выставляя героев Андре и Даниэля редкостными болтунами и истеричными болванами, Ромер, весьма самокритично трактующий Фрейда, создаёт предтеч сумерек эстетов, с инфантилизмом вместо вампиризма, когда на алтарь реализма бледники мертвые и клыкастые замещаются бледниками смертными и беззубыми, а оборотни — придурками.

Ромер, по всей видимости, вещающий устами Андре, что сдабривает каждое своё действие масштабными рассуждениями о материях высших, иронизирует об одиночестве, некогда желанном, но отвергнутом ещё в самом начале, но оборачивающимся полуденными кошмарами собственных теней и отражений в отчаянной погоне за телефонным звонком. Показательная сцена с кротким и ироничным молчанием Хейде на фоне беспомощных злословий, льющихся из уст закадычных врагов, некогда заклятых друзей, что стали таковыми по собственной дурости, отошлёт любителя вестерна к цитатам Туко и Блондинчика, когда один из обязательно бы заметил, что на свете существует два типа людей: тот, кто говорит о себе, и тот, кто не обращает внимания на последних.

Хейде, играющая Хейде, но, к сожалению, не Уинтерс, Даниэль, играющий Даниэля, и Андре — единственный не прозванный именем актёра его играющего, с теплой, лиричной и есенинской режиссурой Ромера, когда природа, едва ли не полноправный участник до смеха трагичного дружеского междусобойчика, колдуют игровым синематографом, рассказывающем о пустошах сознания, что грозятся лишним словоплескательством, соответствующими последствиями, возвращением к некогда вожделенным истокам, поначалу обожаемым, что после недель в мирном пансионате видятся разбитым корытом. Экранизация, одной из шести поучительных историй, несмотря на свою поверхностную бесполезность, учит тому, что много позже вещали телевизоры. В прошлый раз вы помните? Все приходит с опытом.

Артур Сумасшедший