THE DOORS
Жанр: драма, музыка, биография
1991, США, 140 мин.
Режиссер: Оливер Стоун
В ролях: Вэл Килмер, Мэг Райан, Кэтлин Куинлен, Майкл Уинкотт, Майкл Мэдсен




«Программа на сегодняшний вечер все та же, ничуть не изменилась: рождение, жизнь и кончина, все те же мотивы и те же причины. С чем мы расстаемся, когда умираем? Не это ли сюжет для фильма?»

Кино – оно всегда привлекало его. Самое совершенное искусство. Самое правдивое отражение действительности, лакмусовая бумажка современности. Он - Джеймс Дуглас Моррисон. Просто Джим. Поэт, музыкант, звезда, икона. Он мечтал писать книги и снимать настоящие фильмы. Черно-белые. И мы знаем, что и это бы у него получилось – все, к чему он прикасался, становилось легендой. По легенде, когда-то с ним познакомился и Оливер Стоун – фанат The Doors, режиссер с амбициями и талантом, порой растрачивающимся на самые странные и сомнительные проекты. Расточительство. Джим бы так не поступил. Джим писал странные песни и умер в 27, молодым и чертовски талантливым, как и полагается рок-звезде, и тем самым обрел бессмертие. Оливер порой снимает тоже странные фильмы и отпраздновал в сентябре свое 63-летие. Стала ли его лента легендой? Понравилась ли бы она Джиму?

Говоря о музыке, мы говорим о музыкантах, говоря о The Doors, мы говорим о Моррисоне. Они были командой, вместе сочиняли музыку и песни, и Джим не особо стремился выделиться, однако факт остается фактом. The Doors – это Моррисон, а Моррисон – это The Doors. И пусть вся четверка состояла из чертовски талантливых парней, это не важно. В группе всегда есть фронтмен. Бывает, конечно, что не умеющий толком играть гитарист затмевает собой всех, но это скорее исключение. Исключение, которое нашло свое киноотражение в другом фильме о другом музыканте, снятом другим режиссером – «Сид и Нэнси» Алекса Кокса о бас-гитаристе Sex Pistols Сиде Вишесе. Еще одно некультовое кино о культовом музыканте. У Стоуна фильм о фронтмене группы The Doors. Поправка: о легендарном лидере группы The Doors. Такое кино снимают только о легендах. Простые люди на самом деле мало кого интересуют. Это видел и Оливер Стоун, потому в фильме, носящим название «The Doors» на самом деле говорится о Джиме. Быть может, поэтому остальная троица, приглашенная в качестве консультантов фильма, и осталась так не довольна конечным итогом. А мы, простые зрители? Чем стала эта двухчасовая вариация на тему жизни Моррисона для нас?

Is everybody in?
Is everybody in?
Is everybody in?
The ceremony is about to begin…

Нью-Мексико 1947
Джиму было четыре. Вместе с мамой Клер и отцом Джорджем Стивеном они ехали по пыльной дороге из Альбукерке в Санта Фе. Проезжая мимо столкнувшихся машин его отец, военный, будущий контр-адмирал, остановился. На дороге окровавленное тело индейца. Маленький Джимми впервые увидел Смерть. Она его запомнила и поселилась в его душе, в его мыслях, в его будущих стихах.

«Это просто сон, Джимми, просто сон…» - шептала ему мать…
Это детское воспоминание, известное каждому поклоннику творчества группы, не могло не найти свое место в фильме. По правде говоря, вся лента Стоуна состоит их подобных эпизодов канонической биографии Джима, разбавленных парой-тройкой собственных видений режиссера. Говорят, что детское восприятие наиболее сильно впитывает в себя увиденное, и именно тогда формируется характер человека, потому каждая мелочь, увиденная или услышанная, может в итоге стать ключевой в судьбе человека. Наверное, Стоун как раз придерживался этого мнения. Несмотря на то, что фильм открывается не этой сценой, именно ее можно назвать отправной точкой. Дорога, фургон, индеец. Маленький мальчик. Смерть. Знакомство, любопытство. Страха нет. Или все-таки есть?



Venice Beach, California 1965
Они встретились на одном из их выступлений в «London Fog». Пэм и Джим. Наверное, она стала его единственной любовью, на всю жизнь. Музой, вдохновлявшей на написание стихов, той, которая звала его за собой в наркотический ад («героиновый рай» (с)), в котором в конце концов и осталась навсегда. Что бы не произошло, он снова и снова возвращался к ней. Единственная среди постоянно сменяющихся в его постели женщин.



Он увидел ее на пляже и пошел следом. Девушка-хиппи с собакой на поводке. Он стоял возле ее дома и наблюдал весь день, а вечером забрался в дом через окно.
«- Не нашел дверь?
- Так быстрее».
Стоун изменил место и время знакомства Джима с Памелой Курсон. Быть может, он решил сделать эту встречу более романтичной, дабы выделить Пэм из остальных поклонниц Джима. На роль Памелы была утверждена Мэг Райан. Ни до, ни после у нее не было подобных ролей. Навсегда застрявшая в амплуа одинокой девушки из мелодрам и ромкомов, здесь она получила шанс стать возлюбленной легенды. Маленькая потерянная девочка. Искренняя Пэм, ранимая и трогательная. Огромные глаза широко открыты, пушистые ресницы, едва приоткрытые губы.

Джима всегда привлекало кино. Он учился на факультете кинематографии и даже снял два собственных фильма. Там же произошло его знакомство с сокурсником Рэем Манзареком. Учебу Джим забросил, однако дружбу с Рэем нет. По легенде однажды он рассказал ему, что пишет стихи, и напел строчки из Moonlight Drive. Тогда же возникла идея создать собственную группу.
Let's swim to the moon, uh huh
Let's climb through the tide
Penetrate the evenin' that the
City sleeps to hide
«Я ухожу»,- сказал Джим, услышав критику на снятый им фильм. Кстати, роль того самого преподавателя-критика исполнил сам маэстро Стоун. Обладая здоровым самолюбием и весьма ранимой душой творца, а может быть, просто почувствовав, что это не даст ему ничего, Джим покинул аудиторию и больше туда не вернулся. Казалось бы, единственным, кто оценил его фильм, в котором сошлись нотки фрейдизма, антифашистские лозунги и что-то еще, что так никто и не понял, оказался как раз Рэй. И именно ему чуть позже предстояло услышать песню Джима, которую тот исполнил ему на пляже, при этом испытывая некую неловкость и стеснение.
«Мы создадим миф», - решили Джим и Рэй и стали думать над названием. Рэй предложил «Дионис», на что Джим тут же ответил – «Двери».
— Ты о дверях разума — книга Хаксли?
— Двери восприятия — дурь.
— Классно.
— Это цитата из Вильяма Блейка. Когда очищаются двери восприятия, все видится в подлинном свете.
Еще одна классическая сцена, которую Стоун не смог не снять. В то время Рэй вместе с братом уже играл в группе Rick and The Ravens. Он пригласил Джима. Вскоре к ним присоединились ударник Джон Денсмор и гитарист Робби Кригер. Моррисон и Кригер отвечали за текст, аранжировки придумывали все вместе. Манзарек был клавишником и одновременно отвечал за басовую часть, но так как бас-гитариста у них не было, его партии исполнялись на специальном басовом синтезаторе. Все это мы можем наблюдать и в ленте Стоуна, благо сцена репетиции снята весьма подробно.

«Стихи какие-то странные»
Сцена репетиции была необходима Стоуну в первую очередь для того, чтобы наглядно продемонстрировать, что в The Doors стихи писал не только Джим. Здесь The Doors предстают именно как команда. Текст Джима плохо ложится на музыку, тогда Робби достает слова своей песни, наигрывает мелодию, Рэй подбирает аранжировку, Джим читает слова и вот произошло рождение одного из их главных хитов Light My Fire. Все настолько гладко и разыграно по нотам, что невольно сомневаешься в достоверности происходящего. Может поэтому эта сцена кажется столь не вписывающейся в фильм, словно ее вставили позже.

Сансет Трип, полгода спустя
Стоун хорошо воссоздал эпоху, сумев уловить ее дух, колорит. Всевозможные визуальные находки, галлюциногенные вставки, кадры из детства и видения Джима – все это насыщает картину, дарит ей ту самую психоделику. Вот Джим с друзьями идет по улице, подходит к толпе, залезает на припаркованную машину и кричит:
«Я король ящериц! Я все могу. Кто понимает — пусть поднимет руку. Давайте узнаем, кто из вас чувствует себя живым. Ерунда! Вы лишь оловянные солдатики на игрушечной войне. Давайте! Кто из вас знает, что он жив? Кто из вас знает, что вы по-настоящему живы?»
И все его слушают. А дальше – совершенно потрясающие кадры, снятые с весьма любопытного ракурса – Джим словно возвышается над ними. В этот момент зритель и правда верит, вот оно – божество нового мира. Его хочется слушать, ему хочется верить. Пророк, мессия? Плавно завершив эту сцену, режиссер зовет нас окунуться в очередное визуальное безумие – мы переносимся в пустыню. Ребята из группы и их девушки. Палящее солнце, и песчаное море, без конца и края…
- Закройте глаза. Вы видите змея?
О да, Джим, мы видим. Когда ты говоришь, мы видим, все что угодно. Впрочем, это же говорил не ты, а Килмер. Килмер-который-играл-тебя, Джим. Я не знаю, что принимал Вэл Килмер, когда снимали эти сцены, но ему удалось передать во взгляде Нечто. Вся четверка, приняв галлюциногены, отправилась в свободное плавание по миру подсознанья, и поделилась с остальными самым сокровенным: страхами, мечтами…
-Мы всего лишь маленькие пятнышки на змеиной коже.
И вновь потрясающая съемка и передача ощущений, испытываемых героями. Крупные планы, внезапно возникающие в кадре лица. Сцена единения и она же – откровение. Джим вдруг признается:
-Я соврал. Я боюсь.
[colleft][img]http://www.25-k.com/datas/users/4-4.jpg [/img][/colleft] И уходит. Его зовет за собой видение из далекого прошлого. Он покорно следует за ним, он знает, что должен. Танцующая Пэм на фоне бескрайнего моря песка.
-Куда ты уходишь, Джимми?
И правда, куда ты уходишь? Индеец зовет его. Он показывает ему его смерть.

Познавший самого себя - собственный палач. Ф. Ницше

В этой сцене Стоун выступает как художник. Он интерпретирует какие-то воспоминания участников коллектива, пропускает их через призму собственного восприятия и в итоге выдает то, что зовется художественным произведением. Подобные сцены разбавляют чисто схематичную и догматичную линию повествования, избранную для байопика – знакомство-сложности-взлет-падение. В такие моменты хочется простить Стоуну многое – неточности в изложении биографии, чисто технические киноляпы, например, часто ставящийся ему в упрек беспроводной микрофон Джима, которым он пользуется на концертах, чего в конце 60-х не было и в помине. Все-таки правильнее смотреть на ленту, как на художественное произведение современного искусства, тогда можно закрыть глаза на многое и просто получать наслаждение от увиденного.

1966. Они выступают в престижном клубе Whiskey a Go Go. Джим больше не боится поворачиваться к залу лицом. Он уже привык к дикому визгу поклонниц. Безумные танцы на сцене становятся частью перформанса, постоянные импровизации Джима порой приводят в замешательство членов коллектива. На одном из выступлений, ставших для них здесь последним, Джим, порой любивший старый добрый эпатаж, решил ознакомить публику с произведением грека Софокла «Царь Эдип» в современной интерпретации. Владельцам заведения это не понравилось, в результате чего группа оказалась на улице. К счастью для группы буквально за неделю до этого с ними связались представители Elektra Records Пол А. Ротшильд и Джак Хольцман, побывавшие на их концертах и предложили сотрудничество.
-Мистер Моррисон, вы хотели бы записать альбом?
- Конечно, почему бы и нет.
Для придания большего драматизма, сцена с предложением о сотрудничестве у Стоуна идет непосредственно после того, как группа, разругавшись с владельцами Whisky a Go Go, покидает клуб. Безумное исполнение The End, завершившееся разыгрыванием той самой греческой трагедии и шаманскими плясками. За которыми и последовал восторг публики и негодование владельцев клуба.

1967. Успешный концерт в Сан-Франциско и скандальное выступление на телевидение в Нью-Йорке, когда их попросили изменить одно слово в песне, но Джим отказался это сделать. Впрочем, что ему оставалось делать, когда от них, привыкших к свободе, перед выступлением совершенно глупо требуют:
- И не забудьте надеть улыбки.
- Мы вообще-то не очень веселые.
Джим признавался, что не специально оставил ту злосчастную строчку в Light My Fire без изменений. Он хотел спеть по-другому, но в последний момент разволновался и спел по-старому. Впрочем, Стоун ему не поверил. А может просто хотел, чтобы его Джим был бескомпромиссным до конца. Пожалуй, так даже лучше.

Харизма – вот что выделяет единиц. Умение держать себя: перед людьми, перед камерой. Умение быть откровенным и меж тем оставаться загадкой. Чтобы тебя хотели, но не понимали. Взгляд в камеру, сквозь объектив, обжигающий, наглый. Таким он смотрит на нас с фото Жоэля Бродского. Таким мы его запомнили. Знаменитая фотосессия состоялась в манхэттенской студии в 1967-м году. По словам фотографа, Джим во время съемки был практически невменяем, что для него, по сути, было нормальным состоянием.
-Ты – это The Doors…Джим Моррисон – бог рок-н-ролла
Вместо Жоэля Бродского - Глория Ставерс, вместо Джима Моррисона – Вэл Килмер. Остальное – то же. Тот же взгляд, походка, желание. Звезду делают журналисты и фотографы. Они могут сделать тебя богом, создать образ романтического героя или же опустить в глазах публики. Сцена фотосессии важна не только для того, чтобы продемонстрировать внешность Джима, пока еще худощавого и не заросшего бородой. Здесь его характер. Человек умирает, фотография остается жить. Она сохраняет его память в веках. Так, два года назад другой фотограф снял другой фильм о другом музыканте – Антон Корбайн «Контроль», о фронтмене Joy Division Йене Кертисе. Еще один взгляд на жизнь легендарного музыканта, влияние The Doors на творчество которого не заметить невозможно. Еще одно некультовое кино. Фотосъемка увековечила образ, мы помним их по этим кадрам.

Его окружали странные люди со страшными лицами. Он и сам был всего лишь странником. Одиноким и непонятым, с бунтующей душой, находящейся в вечном поиске.
People are strange when you're a stranger
Faces look ugly when you're alone
Women seem wicked when you're unwanted
Streets are uneven when you're down

Нескончаемые вечеринки, на которых надо быть. Самые необычные люди. Позеры, эстетствующие маргиналы. Постепенно ощущение праздника куда-то исчезает, и ты ощущаешь одиночество, даже находясь в толпе, окруженный сотнями людей.
-Здесь собрались одни вампиры.

Вечеринки и люди, тусующиеся на них, у Стоуна смотрятся, и правда, пугающе. Вот, к примеру, Энди Уорхолл, тот самый знаменитый Энди Уорхолл, вручающий Джиму символичный телефон, дабы он связался с Богом. Джим, может, стоило попробовать? Джим, подожди… Но он уже отдает телефон какому-то бродяге. Может ему повезет?

«Бог умер — человек свободен». Ф. Ницше.

Когда смолкала музыка, когда не было выматывающих концертов, когда не было нескончаемых вечеринок, были интервью. На каждый вопрос – ответ, шокирующий и не разъясняющий ровным счетом ничего. А может все это всего лишь импровизация? Джим с радостью играется с публикой, с радостью эпатирует, вводит в заблуждение.
-О чем твои песни, Джим?
-«О любви, о смерти, о скитании, о протесте»
- Что ты можешь сказать о своей книге?
-«Думаю, она не понята»
- Как ты себя чувствуешь. Джим?
-Я верю в долгое раскрепощение сознания для достижения неизведанного. Я живу в подсознании.
- Ваши родители?
- Они умерли.
Казалось, он их ненавидит. Почему? За что? Он скрывал их существование. Он пытался их забыть. Он желал, чтобы их не было. Но они были. Они олицетворяли все то, против чего он боролся: систему, быт, анти-свободу.

В фильме Стоуна Джим рассказывал Патрисии, что они погибли в автокатастрофе. Оливер не мотивирует поступок Джима, но после интервью именно автор данного вопроса оказывается с ним в одной постели. Она была так не похожа на Пэм. Она была не похожа ни на одну из женщин, что он знал. Она была другая. Их встреча – языческая оргия, с кровью на губах и плясками нагишом под дьявольскую музыку Карла Орфа (знаменитая «Кармина Бурана»)

«Идешь к женщине? Не забудь кнут». Ф. Ницше

Но что бы не случалось, он всегда возвращался к Пэм. Маленькая потерянная девочка. Искренняя Пэм, ранимая и трогательная. Огромные глаза широко открыты, пушистые ресницы, едва приоткрытые губы.
-Ты умрешь за меня?
Это было так важно для него знать, что кто-то готов умереть за тебя. Эти мысли пугали ее, для него же это было совершенно обычным вопросом. Он готов был сделать это хоть сейчас.
-Никто не знает, сколько нам отпущено.
Вот он висит за окном, он ждет ее слова. Только она может его спасти. И она спасет.
-Ты поэт, а не рок звезда.
Пэм наивно предполагала, что слава ему претит. А он с ужасом осознавал, что все это ему очень нравится.
-Я люблю славу.
И тем не менее мрачные мысли о творчестве одолевали его. Он понимал, что песни его остаются не понятыми, что фанатки визжат от одного его вида, но вряд ли пытаются понять, о чем его тексты. Они не чувствуют его боль. Он понимал это и мучился. Всего лишь мысли. От них надо было избавиться. Пока это реально.
-Мы прогоним отсюда смерть.
Он пытался. Они вместе пытались.



Нью Хевен, 1970
Все хуже. Он переставал чувствовать любовь толпы, любовь Пэм. Только ненависть, агрессию. Эти люди, все эти люди, что окружают его, все эти странные, страшные лица…
-Они ждут не меня, а моей смерти. Они хотят растерзать меня.
Патрисия была рядом. Она окончательно раздавила его рассказом о том, что разыскала его родителей. Она уличила его во лжи. Он стал слишком уязвим. Необходимо было почувствовать себя нужным, любимым. Сцена объятий в туалете перед выступлением заканчивается конфликтом с полицейским, заставшим их. Закономерным итогом этого стали нападки Моррисона на полицию прямо со сцены и последовавший за этим арест.
- Мистер Моррисон, вы зашли слишком далеко. Вы нарушили все нормы приличия. Вы арестованы.
Арест. Такого в его жизни еще не было. Еще один опыт, в жизни так много надо успеть попробовать.
-Скажем так, я проверял границы реального. Я был любознательным.
Я всегда предпочитал, чтобы меня ненавидели. Мое поведение было ироничным.
-Во мне они видели то, что хотели видеть. На самом деле я представляю себя ранимым существом с душою клоуна, который все портит в самые ответственные моменты.
-Я не настоящий герой. Боги сыграли со мной злую шутку.
На какое-то время он изменился. Они с Пэм живут вместе – вот оно счастье. Рэй уже женат, кажется каждый из них готов остепениться, кажется, жизнь становится обычной. Как у всех. Кажется. Всего лишь иллюзия.

«Счастье найдено нами», — говорят последние люди, и моргают. Ф. Ницше

Они устраивают вечеринку, зовут на нее всех знакомых и при этом Джим опять не трезв. Джим опять становится собой. Столкновение Пэм и Патрисии, которое обязательно должно было состояться на вечеринке, приводит к закономерному скандалу. Вцепившиеся друг в друга две женщины одного мужчины.
-Кто я такая среди всех этих людей?
Бедная Пэм. Она хотела быть единственной, она закрывала глаза на его постоянные измены и, тем не менее, как любая женщина, она хотела быть для него той самой. Это переходило все возможные рамки, границы, пределы. Она схватила нож и бросилась на него. Казалось, он ждал этого давно.
-Покажи мне смерть.

Все ссоры всегда заканчивались примирением. Даже самые страшные. Пэм. Маленькая потерянная девочка. Искренняя Пэм, ранимая и трогательная. Огромные глаза широко открыты, пушистые ресницы, едва приоткрытые губы.
You're lost little girl
You're lost little girl
You're lost
Tell me who
Are you?

Творческий кризис и кризис в отношениях становились все глубже. Он мог кричать на каждом углу: «Я король. Я могу все». Но это ничего не меняло. Он застал Пэм с другим мужчиной, они баловались героином. Джим не мог на это смотреть. Он хотел ее как-то встряхнуть – он поджег дом, и запер ее в шкафу.



Он слишком долго в нее вглядывался. В душе хаос, хаос в мыслях и в сердце. В таком состоянии он принимает решение что-то изменить… Странная свадьба со странной Патрисией должна была положить конец их отношениям с Пэм. Нет больше Джима и Пэм. Есть Джим и Патрисия. Но это не делает его счастливым. Чувствуя, что их отношения терпят крах, она просит подарить ей ребенка. На что Джим отвечает безапелляционно:
«Ребенок от двух гениев и от Бога – чудовище».
Падение продолжается. Постоянные конфликты, бесполезные поиски компромисса. Последним ударом было известие о том, что их песня была продана в рекламу, а он и не знал.
-Мы же не из-за денег.
Это же ради совершенно новой музыки.

Текст песни был придуман не им. На самом деле эта реклама и вовсе не вышла в свет. Но в любом случае Джим был бы против. Он всегда считал, что то, что они делают, это своего рода искусство. Искусство не продается. Искусство – это всегда акт творения. А он не мог творить без своей музы.
Она вернулась. Пэм. Маленькая потерянная девочка. Искренняя Пэм, ранимая и трогательная. Огромные глаза широко открыты, пушистые ресницы, едва приоткрытые губы. Она плакала и просила прощение.
-Ты такая ранимая. Это сводит меня с ума.

Майами 1971
Они записали свой последний совместный альбом L.A. Woman. Для записи Riders on the storm песни использовали шум дождя и грозы. Многие по праву называют ее лучшей в их творчестве. Наполненная автобиографическими нотками, образами и символами из прошлого.
Riders on the storm
Riders on the storm
Into this house we're born
Into this world we're thrown
Like a dog without a bone
An actor out alone
Riders on the storm

Теперь он готов уехать. Музыка не то что бы перестала его интересовать, просто неожиданно он ощутил, что во всем этом нет больше смысла, не страсти, нет жизни.
-Рок умер, в него больше никто не верит.
До этого он успел начитать на пленку свои стихи. Именно со сцены его прихода в студию и начинается лента. Потом, уже когда его не станет, его стихи, его голос наложат на музыку и уже без него издадут новый альбом – An American Prayer. Теперь же, перед отъездом, он дарит участникам группы маленькие книжки со своими стихами. О планах на будущее он говорил без особого энтузиазма, словно расставание с этой частью его жизни давалось ему с трудом.
-Я буду писать стихи и снимать кино

-Догорает пламя свечи, мы в конце пути. Мы пытаемся понять, что же будет сейчас. Последние слова и свет погас.

Париж 1971
Он уехал в Париж вместе с Пэм. Он хотел писать стихи. Он мечтал снять фильм. Черно-белое кино. И он умер. От сердечной недостаточности. По словам Пэм. Больше никто его не видел. И слухи, эти грязные домыслы, они рождали на свет все новые и новые версии его смерти. Передозировка, убийство, инсценировка убийства.
В то утро Пэм проснулась в постели одна. В воздухе витали слова, сказанные его голосом.
Смерть, это не страшно, любовь моя.
В коридоре она увидела мужчину, странного человека из его видений. Показалось… Она нашла его лежащим в ванной. Лицо гладко выбрито, глаза широко открыты. Он был уже не здесь, не с ней.
Тебе хорошо, Джим? Тебе понравилось? Все как ты рассказывал?
Пэм. Маленькая потерянная девочка. Искренняя Пэм, ранимая и трогательная. Огромные глаза широко открыты, пушистые ресницы, едва приоткрытые губы. Совсем одна теперь. Муза без гения.

Джим – почетный член 27 Club, музыкантов, ушедших из жизни в этом возрасте. Кроме него в клубе состоят Брайан Джонс, Джими Хендрикс, Дженис Джоплин. Все они погибли с июля 1969 по июль 1971. Уже позже к ним присоединился Курт Кобейн. Другой режиссер снял про него совершенно другой фильм – Гас ванн Сент «Последние дни». Еще одно некультовое кино о культовом музыканте.
Впрочем, бытует мнение, что он до сих пор жив, что его смерть – всего лишь инсценировка, дабы уйти на покой. В черной комедии Роберта Земекиса героиня Изабеллы Росселини, обладающая секретом эликсира молодости, называет в числе своих клиентов и Джима. Вечно молодого, вечно пьяного.



Известное французское кладбище Пер-Лашез. Мы читаем на надгробьях имена великих: Оскар Уайльд, Оноре де Бальзак, Мишель Пруст, Мольер. Камера демонстрирует нам исписанные соседние могилы, на камне выведены названия песен и альбомов The Doors. Вот и бюст Моррисона. Здесь он.



Пустые бутылки из-под спиртного и зажженные свечи. Стоун произносит свой вердикт – Джим умер от сердечной недостаточности. Пэм – ушла через три года. Здесь должен опуститься занавес, но еще не время. Они еще сыграют, и он еще споет.

Его голос до сих пор звучит из динамиков, из наушников. Он все еще здесь, с нами. Джеймс Дуглас Моррисон, просто Джим. Шаман, король-ящериц. Поэт. Легенда.

В какой-то момент лицо Килмера словно сливается в нашей памяти с образом Моррисона. Если Моррисон бог, то Килмер – тот, кто помог создать икону. Икона всегда всего лишь взгляд человека на божество. Икона его не заменит, но так или иначе люди будут представлять идола по его изображению. Doors – это то, каким был Джим глазами Оливера Стоуна. Каким был он на самом деле, не узнает никто. Если конечно не встретит его где-то однажды, посреди пустыни. Он будет все тем же. Боги никогда не меняются. Как и окружающий их мир, который они так мечтают переделать.



Он читал Рембо и Блейка и умер в 27 лет. Его сложно представить абсолютно трезвым или хотя бы просто без бутылки в руках. Эффектная внешность, гениальные стихи, неуемная энергия жизни и странная любовь к смерти: «Я вижу себя огромной огненной кометой, летящей звездой. Все останавливаются, показывают пальцем и шепчут в изумлении "Посмотрите на это!" А потом - фьють, и меня уже нет. И больше они никогда не увидят ничего подобного и никогда не смогут меня забыть. Никогда». Ты был прав, Джим. Не сможем.