Утро 20 ноября 1945 года было погружено в осеннюю пасмурную дремоту. Дряхлое душное небо покрылось черными пятнами больных водянистых облаков. Серый липкий воздух мокрой пеленой ложился на холодную каменную брусчатку. Одинокий ноющий ветер проскальзывал между разрушенными бомбежкой стенами. Пыльные развалины бывших улиц высохшими венами тянулись к одному из немногих уцелевших зданий. Высокой прямоугольной, словно монолитным кубом, непреступной крепостью грядущего мира стоял суд города Нюрнберга. Под его белыми потолками затихли приветственные выкрики миллионных собраний нацисткой партии, стремительный визг смертоносных снарядов, рыдания изуродованных жертв. Прошлое оставило лишь бездушную канцелярскую тишину. Сюда, в деревянный, пустой «Зал 600», в 10 часов по центральноевропейскому времени пришли сотни серьезных людей с тяжелыми строгими лицами, впалыми измученными глазами и бледно-желтым оттенком старческой кожи. Спустя больше 10 месяцев, они покинут этот зал, чтобы завершить эпоху ужаса и смерти, эпоху безумной войны и крушения прежнего мира, чтобы дать человечеству второй шанс и надежду хотя бы на ничтожную справедливость.

Самый известный юридический процесс двадцатого века был одновременно и самым противоречивым, практически не имеющим прецедентов разбирательством. Фактически Международный военный трибунал должен был осудить пару десятков руководителей рейха, но в сущности его решение было историческим приговором времени между приходом гитлеровцев к власти и официальной капитуляцией Германии. Высшие судебные чиновники государств-союзников хриплыми четкими голосами, быстрыми костлявыми пальцами создавали ту историческую память, которая станет общемировой доктриной. В этой давящей судебной обстановке, в металлическом напряжении нервов и внешней стойкости люди пытались осознать недавнюю трагедию цивилизации, пытались сдвинуть неподъемный камень тысяч кровавых убийств, вероломной войны и кошмаров невыносимой беспощадности человека.

О Нюрнбергском процессе создан не один документальный и игровой фильм, последний на сегодняшний день взгляд в колодец истории совершил режиссер Михаэль Клофт, выпустивший в 1997 году на немецком канале «Шпигель-ТВ» ленту «Нюрнбергский процесс». В ней смонтирована многочасовая хроника допросов и речей в зале нюрнбергского суда, взяты несколько интервью участников трибунала и, главное, сделана попытка разобраться в гигантском списке обсужденных вопросов. За недолгие полтора часа фильм в полной мере позволяют ощутить гнетущее чувство долгой череды заседаний, сложность разбирательств, запутанность сотен фактов, разрозненных свидетельств, документов, помпезных фраз и формальных замечаний.

Закадровый голос связывает удаленные во времени допросы, объединят темы, дает возможность услышать эпохальные слова, притронуться к сердцу великого времени, осознать человеческие драмы, скрытые в невыразительных торопливых словах, за непроницаемыми черными очками. Многие из подсудимых прибегали к этому вроде бы бесполезному аксессуару, видимо, из желания сохранять показную невозмутимость и спрятать предательское выражение глаз, иные вели себя уверенно и порой нахально, но в тайне мечтали о самоубийстве, завидуя Герингу, проглотившему капсулу с ядом. Все осталось на кинопленке: и правда, и ложь, и обескураженные взгляды нацистских палачей, которые вдруг сейчас увидели кадры из концлагерей, увидели полигоны, усыпанные трупами, кучи отрезанных голов, безликие, сбитые в стада толпы серых заключенных. Так начиналась наша эпоха, когда слово «нацизм» заклеймено печатью ужаса, когда фашизм означает лишь смерть, когда в звуке «холокост» эхом отдается хрип сжигаемых в газовых камерах. Именно это незримое преображение мира из состояния «до» в реальность «после» и запечатлено в целлулоиде, остановлено в скупых черно-белых фрагментах исчезнувшего времени и бесстрастных интонациях далеких голосов.

Кто же на этом суде прав, а кто виноват, – вопрос, до сих пор остающийся без решения. Было ли право у победителей судить побежденных? Могли ли США, уничтожившие ядерным взрывом миллионы японцев, требовать человечности? Достоин ли СССР говорить о разжигании бесцельной войны после пакта между Молотовым и Риббентропом, одним из обвиняемых на процессе? Удалось ли в этом многолетнем спутанном клубке фактов найти истину? Насколько справедливы приговоры? Да и вообще нужно ли было превращать политический процесс в юридическую процедуру? Действительно ли верна та история, которую пишут победители?

Нет ответов… Точнее, их настолько много, что в этой какофонии нельзя найти правду. И лишь в безмолвных глазах умирающего ребенка рвется дикий крик, который проникает в сердце и лихорадочным пульсом требует справедливости, вопрошает воздаяния. За что!!? Почему!!? Нет, мы не знаем, и никогда не поймем. И единственное, что нам под силу - это провести показательный, во многом театральный процесс, но большего мы не можем. Не можем, потому что тоже виновны, виновны в том, что не сумели спасти, что довели до пожарищ и взрывов, виновны, что остались живы… А истина, истина – на устах чистых, безвинных и мертвых, на обглоданных временем черепах, в темных провалах глазниц, в земле, впитавшей кровь, в траве, выросшей из плоти, и воздухе, развеявшем прах и память минувшего.