СЧАСТЬЕ МОЕ
2010, Германия-Нидерланды-Украина, 128 мин.
Жанр: о загадочной русской душе
Режиссер: Сергей Лозница
В ролях: Виктор Немец, Владимир Головин, Ольга Шувалова, Дмитрий Поддубный

В декабре в той стране
Снег до дьявола чист…
С. Есенин

Тихий книжный интеллигент испокон веков смотрел на народ сквозь призмы политических учений, социальных воззрений, видя в нем то соль земли, то угнетенного и униженного. Сначала народ нуждался в спасении от крепостного права. Вскоре добились. Обрадовался, было, интеллигент, что теперь-то мужички заживут, за голову возьмутся, книжки узнают, а засим, глядишь, и взаправду освободятся, выйдут из темени-то дремучей. Только ничего не получилось. Чумазые крестьяне ни за какие коврижки не хотели скидывать кандалы невежества. Они все так же продолжали врастать в жирные черноземы, сплетаясь корнями с незримым сумраком веков, не зная предков, но воссоздавая их в своем бытие, словно по-звериному чуя надмирный гул истории. Потом интеллигенция решила, что народ – это пропасть нечеловеческой мощи, коллективное бессознательное, способное и горы свернуть, и царя сковырнуть, да что там царя – всю землю свою переворотить ради такого нового и такого сказочного мира. А дальше был Советский Союз, и мы бежали за светлым будущим, как свора борзых за куском мяса, сначала горя энтузиазмом «нам песня строить и жить помогает», потом все с меньшим запалом и с большей апатией. И, наконец, очнулись в «этой стране». Оглянулся интеллигент, да и охватила его жуть кошмарная: оказывается, и нет уж никакого народа, а одна лишь – людская масса с заметными признаками интеллектуального и морального вырождения. Оттого и пошли в искусстве философические страдания. То Муратова, было, заведет «Астенический синдром», то Говорухин начнет терзать своим «Так жить нельзя», да и Михалков не потерялся, вовремя выпустил «Анну: От шести до восемнадцати». Много всего было и в кино, и в литературе.

Документалист Сергей Лозница оказался уже на вершине этой культурной башни, через 200 лет после движения народников, на вековом следе социалистов, коммунистов, сонма писателей и режиссеров всех мастей и течений. Он вновь заводит разговор о национальном характере, о народе, пережившем и князей, и царей, и генсеков – в общем, обо всяком Лихе одноглазом. Первый игровой фильм Лозницы «Счастье мое» был лишен новизны еще до начала съемок. Уже на уровне первичного замысла он обрекал режиссера на стократные повторы, цитаты и отсылки. Пусть сюжет картины составлен почти из фольклорных былин, которые с одной стороны конкретны, услышаны режиссером по деревням от местного населения, а с другой – вполне архетипичны. Все эти представления о «мусорах», «волках позорных», спивающейся деревне, нравственном упадке, стали одним несмешным баяном, али по-ихнему, интеллигентному – трюизмом.

Фильм Лозницы подбивает на изощренные словесные эскапады. Будто шепчет: «Россия – огромное мифологическое пространство, пронизанное духом дикого варварства, первобытной ярости; смешавшее в своей заснеженной утробе сотни народов и культур; разродившееся треклятым русским духом, русским воем и этой бесконечной зимней тоской, что иной раз и заглушает наши всегдашние жадность, грубость, глупость, всеобщую ненависть и пьяную любовь». И мы согласно киваем, ведь больше ничего не остается. Да и может ли остаться? Разве есть у нас хоть малейший шанс против своей же генетической памяти? Нет, лишь наведем лоск, превратим фасад столицы в один большой рекламный плакат, купим дорогие и непременно заграничные машины, напялим на разжиревшие плечи французские манто, но внутри – все те же трусливые холопы, сколь невежественные, столь и беспощадные.

Вот по пути подобных рассуждений и следует художественная мысль фильма. Сначала Лозница внимательно наблюдает со стороны, боясь пошевелить камеру, чтобы, не приведи Господи, не упустить этой интересной действительности. Главный герой – очевидное альтер-эго автора – как тот самый книжный интеллигент (даром, что водитель) из городской жизни, из собственной неустроенности отправляется в деревню, в народ. Он лелеет наивные идеалы, пытается то не вмешиваться, то помогать, но все бесполезно. Народ вышвыривает его, как и вышвыривал всех интеллигентов за 200 лет до того. На этом можно было бы и закончить, но режиссер прорывается почти к самопожертвованию, намеренно наказывая своего героя за бессмысленную и глупую доброту. Параллельно для пущей убедительности демонстрирует суть аналогичные эпизоды военного и послевоенного времени. Интеллигент, тем временем, сливается с народом и превращается в его немого призрака, темного последователя, справедливого Люцифера. Подводя к этой черте, Лозница фактически расписывается не только в своем бессилии что-либо изменить в этой стране, но и в не меньшей беспомощности всего образованного населения. И этим поразительно точно и внушительно резко констатирует сегодняшнее настроение.

Сергей Лозница снял удивительно стройную, до последней буквы правдивую картину и рассказал о современной России то, что мы действительно хотели узнать.

Михаил Тарасов