ВРАГ (ENEMY)
2013, Канада-Испания, 88 мин.
Жанр: триллер-мистификация
Режиссер: Дени Вильнев
В ролях: Джейк Джилленхол, Мелани Лоран, Сара Гадон, Изабелла Росселлини



Скоро в России на больших экранах появится, вероятно, один из самых загадочных фильмов последних лет и уж точно любопытнейший жанровый образец как минимум этого сезона. Любопытный, в первую очередь, для поклонников внешне абсурдных фантасмагорий, тех, кто месяцы штудировал интернет в поиске какого-то однозначного ответа, посмотрев "Сказки Юга", или кто принимает внешне беспокойный окружающий мир "Головы-ластика" без соответствующих жестов в районе виска. При этом "Враг" – со второй стороной медали, в нем каким-то образом ужились экзистенциальный триллер и драма маленького человека, макро и микро масштабы, творческий аскетизм и вычурность европейских интеллектуалов.

Прежде всего, стоит упомянуть, что снят фильм по роману небезызвестного Жозе Сарамаго, португальского писателя (помимо всего прочего поэта и эссеиста), лауреата Нобелевской премии, а конкретно по роману "Двойник" - довольно увесистому по нынешним меркам труду, произведению как минимум выдающемуся, даже на фоне более впечатляющих результатов. Сама история располагается на страницах сплошным шрифтом - ни делений на диалоги, ни абзацев, ни отступлений в привычном значении этого слова. Практически перенесенный на бумагу поток сознания, в центре которого - главный герой, помятый жизнью историк со старомодным именем Тертулиано, переживающий что-то вроде кризиса среднего возраста. До того момента, как случайно увидит в B-movie собственное отражение, доппельгенгера, на поиски которого бросит все силы, слишком поздно поняв, что уже находится в ловушке. Естественно, при желании можно найти переклички с одноименной повестью Достоевского (вплоть до стиля), а витиеватый язык автора способен заставить внимательного читателя отыскать параллели со многими именами, которые всегда на слуху - скажем, Артуром Конаном Дойлем, поскольку в сюжетней линии герои не раз пускают в ход дедуктивный метод. Причем, не смотря на множество переплетенных между собой мотивов, Сарамаго придерживается взятого с самого начала тона – едкого, саркастичного, набирающего ритм – до самого мощного финала, не упуская нить мысли ни на секунду. И понятно, что режиссер, уместив материал в полуторачасовые рамки, многое упростил, не так хитро сплел интригу, не так выпукло прописал характеры, вычистил из подстрочника изощренные синтаксические конструкции, напустив при этом больше многозначительности, чем следовало. Пусть. Спасает небрежную адаптацию тот факт, что это – ни в коем случае не дословная экранизация, в лучшем случае – по мотивам первоисточника, переиначенная даже более радикально, чем Германовская версия Стругацких (если брать из недавних примеров).

Учитывая возраст, некоторые идеологические вещи перевернуты с ног на голову. Переменчивая натура, интеллектуал до мозга костей, меланхолик Максимо Афонсо в сегодняшней версии обычный учитель, которого никак не отпускает депрессия. Он видит странные сны, в реальности – у него еще более странные отношения с женщиной из тех, которых редко встречаешь после одной ночи, но окончательно добивает его изможденное сознание круглый кусок пластмассы, взятый на прокат по совету школьного знакомого (понятное дело, в книжке этот знакомый – его лучший друг). Увидев самого себя по ту сторону экранной реальности, он пускается в запутанные поиски, и вот, наконец, встреча. Дальше, если дословно процитировать режиссера, путешествие в сердце метафизической тьмы. Он, то есть Дени Вильнев, во многом забавный человек: вроде уже давно признанный талант, но все продолжает играть в жанры. «Пожары» – притом, что рассказывали о серьезных вещах – своей манерностью и кучей других вещей напоминал Пак Чхан Ука, «Пленницы» были умелым подражанием форменным Финчеровским приемам, такими же вылизанными, но и близко не подобравшимися к виртуозности хотя бы «Зодиака». «Враг», по сути, это компиляция из Линча, Ричарда Келли (с «Донни Дарко» совпадает многое, вплоть до Джилленхола) и Кроненберга до 2000-х. И также есть этот растиражированный прием с ударом зрителя по затылку чем-то тяжелым под самый занавес: не деликатно, но всегда работает. Здесь же еще и придает предприятию куда больше смысла, чем кажется. Таинственный секс-клуб, пауки – то раздавленные женской туфлей, то возвышающиеся над мегаполисом, а то и вовсе делающие последние пять секунд гениальными, видения, сюрреалистичности которых позавидовал бы сам кролик Фрэнк, загадочный ключ в конверте, повторяющиеся раз за разом речи о тоталитарном режиме как современной модели поведения. Все это попадает под меткий фразеологизм, осветивший черный экран в эпилоге – «Хаос – это порядок, который нужно расшифровать».

Несмотря на внешне абсурдные обстоятельства, в едва заметных деталях, в завершенной композиции есть логика. Другое дело, что трактовок выкатить можно сколько угодно (вспомним «Малхолланд Драйв»): как вариант, это могла бы быть история о раздвоении личности, типа «Доктора Джекилла и мистера Хайда». К примеру, Хелен и Мэри ни разу не встречали обоих сразу, сами клоны впервые увиделись в ванной, даже в сцене, где жена Энтони приходит посмотреть на Адама, не все так однозначно (она звонит Энтони, когда педагог заходит за колонну). Но есть парадокс, разбивающий теорию на неисчислимое количество осколков: след от обручального кольца и последующее за этим разоблачение. Тогда можно выдвинуть гипотезу о способности паука к перерождению, как вариацию на тему обычного психологического расстройства. Рассудочный фактор – посттравматический синдром, то есть жизнь с Хелен – настоящее время, с Мэри – события полугодовой давности (срок, который он отсутствовал в агентстве). Авария реально произошла, он выжил, герлфренд – нет, и теперь один временной пласт наложился на другой, вследствие чего и возник затянувшийся на неопределенный срок когнитивный диссонанс. Эти и еще с десяток примеров с легкостью могут объяснить часть происходящего. Но даже если в сборке не хватает одного единственного пазла – будет невозможно увидеть картину в целом, спихнув все на неряшливо обрезающего хвосты автора.

Самой же универсальной кажется теория, заимствованная Вильневым у писателя: пусть слегка видоизмененная, ввиду того, что кинематограф все-таки работает на визуальное восприятие. Адам – типичный винтик в отлаженном механизме поработившей его системы, с необременительной сексуальной связью, жертва так называемого культурно-социального навыка. Он, как Нео у братьев Вачовски или, что ближе, заключенный Валентин Аррига из «Поцелуя женщины-паука», застрял в чуждой для себя реальности и каждый день – длиннее, каждый взгляд – подчеркивает практически кафкианское давление общества. Хотя понятно, что и тут, и там это – реальная действительность в унылых серых тонах, которая деформировалась у Вильнева в ярко выраженный желтоватый оттенок в цветовой палитре, отчего и нам, зрителям, иногда хочется отвести взгляд в сторону. Параноидальные настроения, звенящее в воздухе беспокойство достигаются посредством полутонов, намеков, едва уловимых вибраций в композициях за длинным кадром. В нюансированной игре актера, который уже давно заслужил соло, во взглядах внешне спокойных глаз Мелани Лоран.

Враги появляются не потому, что мы хотим, чтобы они у нас были, но по причине их собственного непреодолимого желания занять наше место. Кажется, так точно можно выразить философию Сарамаго, которая базируется, прежде всего, на двух вещах. Первая – копия не может ужиться с оригиналом, вторая – никогда не знаешь, чем может обернуться новый день. И на самом деле, сильная личность здесь не актер, подвергнутый низменным желаниям и подчиняющийся своей первобытной сущности, а махинатор, тот, кто заранее все спланировал и с холодным расчетом. Спланировал против самого себя, примерно, как Джек против Тайлера Дэрдена. В древнеиндийской традиции Брахма паук – не демиург, а тот, кто ткет из самого себя свод мировых законов и явлений, другими словами, первовещество Вселенной. Возможно, Адам (комментировать с библейской точки зрения уже не нужно) создал для себя собственную реальность, нарочито подчеркнутые кадры с трамвайными путями выдают в городе не каменные джунгли, но паутину. Его мать вкладывает в свое сообщение смысл – нельзя жить иллюзиями. Он, как двойной актер, который сам делает вокруг себя кино, причем невозможно определить, кем именно он себя вообразил – учителем или артистом. В квартире у одного – разорванное фото с Хелен, у другого – целое, и оба они как половинки одной сущности, но не в гармонии, а в хаосе. Упорядоченный хаос знаменует собой вновь восстановленный баланс в природе. В нашем случае, это игра изощренного разума человека с подавленной индивидуальностью, даже оплот в виде беременной Хелен оказывается замкнутым, порочным кругом, из которого ему не вырваться. В конечном итоге, это еще и кино о страхе перед потерей собственной идентичности, воспроизводимой уже не раз другими авторами, и наиболее удачно – Кесьлёвским в более поэтичной, утонченной и выверенной эмоционально «Двойной жизни Вероники».

Последний необъяснимый штрих – съежившаяся от страха Хелен, метафорически расплющенная на первых минутах. И улыбка на лице инициатора. Жена тут однозначно представлена жертвой его безумия, как раз из-за своей хрупкой, ранимой натуры, и именно она визуализируется в глазах Адама как паучиха. Кое-где, конечно, не сойдутся детали, а ключики к разгадке, разбросанные тут и там, могут быть найдены не вовремя, но события не стоит воспринимать в условно хронологическом порядке. Более сформированное представление об этом путешествии как раз мог дать концепт теории хаоса, выложенный нам моментально. Довольно изощрено, но если вспомнить подлинный шедевр едва ли не столетней давности «Кабинет доктора Калигари», становятся очевидны явные промахи амбициозного канадского новичка. Не потому, что снял мало, а из-за ощущения, что порой даже в пределах одной сцены он блуждает по кругу, где-то заимствует у коллег, где-то выдает одно за другое, неприлично долго ищет правильные ракурсы, зато, когда находит, не остается и следа от проступившей было творческой беспомощности. И даже в пределах «Врага» нельзя однозначно сказать, что это такое – поиск почерка по-настоящему большего автора или пересказ нетривиальной истории аккуратными каллиграфическими буквами. Пока он, увы, максимум профессионал в своем деле, не характеризующий себя чем-то одним – в точности как главный герой его не заслуженно тихо принятой работы, своеобразной реабилитации после невразумительно сочиненных «Пленниц». Добавь он, кстати, в скромный хронометраж побольше членистоногих или гипертрофированный образ паука-оборотня – запросто разгадали бы завуалированный ремейк «Вторжения похитителей тел». Где главный герой догадывается обо всем не первым, а последним – от желающих пополнить кассу отбоя не было бы.