CLOCKWORKING ORANGE

Конец 1950-х и начало 1960-х в европейском кино были ознаменованы всплеском так называемых новых волн. В разных странах возникали целые плеяды молодых режиссеров, пришедших со свежими идеями и отбросивших большинство авторитетов прошлого и современного. Но если, скажем, во Франции, Чехословакии или Советском Союзе в фильмах нового образца доминировала форма и визуальные решения, то англичане выстрелили залпом социально острых лент, в которых отчетливо прослеживались протестные настроения и критика многовековых устоев британского общества. За эту резкость с легкой руки одного театрального критика движение получило название «рассерженных молодых людей». Одним из ярких представителей которых был Линдсей Андерсон, начавший карьеру с социальных документалок, а позже дебютировав в игровом кино с жесткой и бескомпромиссной картиной «Такова спортивная жизнь».

Вторую свою работу режиссер посвятил уже проблемам образования, вернее закрытым школьным сообществам и царящим там порядкам. Действие фильма происходит в престижной милитаризированной школе для мальчиков, жизнь в которой построена по принципу армейской части и является моделью всего общества. Есть «деды», приближенные к руководству, есть новобранцы и аутсайдеры, которых грубо заставляют принимать действующие порядки, а есть те, кто держится середины. Большинство из них предпочитает отмалчиваться и шестерить у «дедов», но случаются и те, кто наивно желают дышать свободой в затхлой школьной атсосфере. Руководство предпочитает произносить пафосные речи, а учителя — раздавать подзатыльники. Но ни те, ни другие особо не вмешиваются во внутреннюю кухню школьников, давая «полицаям» лицензию на самосуд во имя мнимых благих целей. Но то, что для кого-то Родина, для других лишь клочок шерсти на соске.

Смелый для своего времени фильм Андерсона сумел стать звеном в киноцепочке знаковых картин о проблемах европейских школьников, которую начали Жан Виго («Ноль за поведение»), Франсуа Трюффо («Четыреста ударов») и завершил Стэнли Кубрик («Заводной апельсин»). Фильмы условной тетралогии ужесточались от фильма к фильму, прослеживая все стадии школьного и социального аутсайдерства. Если параллели с великими французами лежат на поверхности, то связь с вышедшей спустя три года лентой Кубрика во внутренних мотивах и в личности главного героя. Внимательный зритель не может не заметить насколько много общего у героев МакДауэлла в обеих фильмах. Настолько, что Алекса Деларжа можно считать эволюционировавшим (или инволюционировавшим?) преемником Майкла Тревиса.

У Андерсона он только начинает ожесточаться, вступая в первые конфликты с обществом. Насилие, несмотря на жестокую, но довольно сюрреалистичную концовку, пока не приобрело приставку «ультра», а кисы соглашаются на старый-добрый «сунь-вынь» почти добровольно. Музыкальные интересы еще не охватили Людвига Вана, но классика на патефоне уже звучит. Остались еще обломки морали и элементы уважения к старшим, да и дружкам еще далеко к одетым по последней моде отморозкам в белом из футуристического Лондона Кубрика. Майкл развешивает постеры с интернациональными революционерами, осваивает повадки хищников и выдает в себе начинающего ницшеанца, вскользь рассуждая о войне, как о главной творческой силе человечества.

«Если…» условно можно поделить на две части. В первой режиссер немного иронично рассуждает о подавлении личности в репрессивной системе, где не разрешают носить длинные, почти битловские прически, но прикрывают глаза на табак и алкоголь в укромных местечках кампуса. По-настоящему жестокий момент в фильме всего один, после которого и происходит слом в психологии героев, остальные же, в том числе и финальная резня, исполнены в сюрреалистическом ключе и несут непроизвольный оттенок комичности. Завершает же фильм режиссер размышлением о проблематике бунтарей без цели, развенчивая романтический ореол мучеников, сложившийся в начале фильма и намекая, что если революция и созрела, то делать ее, увы, некому. Симптоматично, что фильм получил Золотую пальтовую ветвь на следующий год после майских волнений 1968 года, что можно считать первым шагом к деромантизации смутных идеалов революции ради революции.

Некоторая мягкость Андресона вполне объяснима тем, что «рассерженные» британцы к 1968 году уже успели немного спустить пар, и попытались посмотреть на ситуацию под другим углом. Режиссер уже не принимает ничью сторону, пряча отсутствие позиции за остроумием и не всегда оправданным сюрреализмом.

Если же продолжать аналогии с «Заводным апельсином», то можно сказать, что если последний был настоящей диссертацией на тему насилия, жестокости и общественных пороков, то фильм Андерсона можно считать только старательной и талантливой дипломной работой на эту же тему. Все же глубины и умения смотреть в корень Андерсону порой недостает, хотя в фильме достаточно интересных и новых идей, которые, к сожалению, не были собраны твердой режиссерской рукой в рамках четкой концепции. Выразительные эпизоды чередуются с необязательными, темп повествования неровный, а использование ч/б кадров вперемешку с цветными съемками объяснимо только с производственной точки зрения. В историческом контексте «Если…» ценен, прежде всего, позицией создателей, так громко заявивших обществу о том, что в школьных королевствах все далеко не так идеально. И хотя определенные художественные недочеты у фильма имеются, ругать его сложно, ведь за смелость и открытие миру дьявольской ухмылки Малкольма МакДауэлла простить можно многое.

Тарас Сасс