«Евгений Гришковец: Дредноуты». Опуская вводные слова о том, кто такой Евгений Гришковец и чем он занимается, даже не говоря, что это еще за дредноуты, а начиная сразу по делу и безапелляционно, думаю, это лучший спектакль именитого драматурга. Потому что он – про важное: про то, что есть там, где мы вряд ли побываем, про те чувства, которые нам в нашей налаженной жизни скорей всего не испытать, и про такую смерть, ради которой стоит жить.

Разбирать этот «спектакль, который не получился» (определение Гришковца), категорически запрещается. И запрещается это в самом тексте пьесы. «Потому что никому ничего никогда не объяснить». Особенно, конечно, женщинам, ибо и весь монолог как бы для них. Всю эту романтику, ахи-вздохи, «я за тебя - и в огонь, и в воду», человеку, который пожил, походил, подумал, говорить в свои 40 с гаком лет совсем неприлично. Молодые, они, само собой ничего не понимают, поэтому и буровят без толку плохие стихи да завывают противные серенады. А пройдет много лет – поженятся, разведутся, снова поженятся, и забудется все прекрасное и милое.

Да, жизнь она такая – обычно не способствует возвышению духа, а скорее наоборот, больше как-то прижимает. Сначала к вещам, потом ниже – к земле. Еще ниже, а там – опа! уже и под землей. Забавно. И главное, несмотря на все блага, несмотря на центральное отопление и большой холодильник в просторной кухне, чувствуешь: как-то оно не так. «Все не так, ребята», - грустил поэт, и не зря, между прочим. Но смысл был, давно, когда еще юный, дурной, ничего не знаешь… А смысл-то и был в незнании. С тех пор книжку почитал, образованием обзавелся, смысл, меж тем, растаял. Вот и стоит потрепанный и небритый писатель – вспоминает утерянную правду, прекрасно осознавая, что сказав заранее обмозгованную суть вопроса, изложив ее в философских категориях, словом, представив как уже готовенькое знание, ничего не добьешься. Должно быть, с одной стороны, непонятно, а с другой – очевидно. Затем вам и лирическое отступление про красоту иероглифа, что таится в его неведомом значении. К тому же стремится Гришковец, рассказывая истории о морских сражениях Первой Мировой. И в необъясненных, первозданных явлениях жизни есть интуитивное, древнее, иррациональное чувство истинного бытия.

Смерть действительно лучшее оправдание жизни. А смерть в огне, на огромном корабле, в самоотверженном порыве, в унисон с сотнями таких же, как ты, неизмеримо прекрасна. Невероятно обаятельна. В этом апофеозе величия, под грохот сотен пушек, под траурное шипение вздымающегося океана меркнут все ошибки жизни, вся ее праздность, обычность, мелочность, животность, скучность. Послушаешь про такое, и появляется надежда, что где-то там есть высшее, запредельное, ради чего и дана жизнь. И если нам в нашей унылом взрослом существовании только подвернется шанс вот так же, вслед за ними, держась за штурвал до последнего выдоха, крутя ручку раскаленной пушки, полететь под облака вместе с незримыми духами потопленных кораблей, - то мы не подведем. Умрем не хуже других. И настроение от этой мысли улучшается.