ИСТОРИЯ О. ЛЮБВИ И НИРВАНЕ
Через несколько лет после эротической экранизации Жюстом Жакеном «Истории О.» с Удо Киром в роли Рене, Шуджи Тераяма, изменив сценарий, перенес юную О. в Гонконг двадцатых годов, а сэра Стивена сыграл стареющий вампир Клаус Кински. Сэр Стивен у Тераямы — единственный любимый О. мужчина, Рене исчез. История не стала благопристойнее, даже приобрела более скандальные оттенки, однако назвать фильм «Плоды страсти» эротическим довольно трудно, скорее это мрачная психологическая драма, где зеркала, цепи и плети могут раздразнить чувственность только очень причудливо испорченного человека: скоромные моменты, отдающие печальным фарсом, больше провоцируют отвращение, насмешку или гнетущую жалость.
Одна из центральных идей мистицизма — идея разрушения собственного «я». В христианстве она выражена в принципе «Чем меньше тварного, тем больше Творца», в изуверских гностических ересях — своеобразным экзорцизмом, предающим утехам и унижениям свою чужеродную плоть во имя освобождения духа от грехов, обладающих якобы телесной природой. В восточной мистике главную роль играет избавление от иллюзорного «эго», с его, соответственно, эгоизмом. Разбитое зеркало, разорванная паутина на ветру, водоросли, покорно зыблемые водой, фотография, прошитая нитью, девушка, распятая на зеркале, в котором отражается ее любовник, символизируют мистическую идею, привнесенную японским режиссером в скандальную сказку Доминик Ори: сэр Стивен отправляет свою любовницу в гонконгский бордель не столько для того, чтобы проверить прочность ее чувства, сколько для того, чтобы О. могла всецело отрешиться от своей воли, преодолев границы между собой и Стивеном, стать частью Стивена. На этот мотив телесной неполноты Тераяма намекает, показывая сначала одного из клиентов О. одноруким, а другого, Огаку, — с искалеченной рукой. Тот же мотив обыгрывают и хитроумные приспособления для экстравагантной «любви». Поэтому и роль хозяйки борделя поручена трансвеститу, в котором мужское по-восточному дополнено противоположным женским, инь соседствует с янь. И сам сэр Стивен подвергается испытанию, что легким штрихом запечатлено в имени его жены, очаровательной Натали в исполнении Ариэль Домбаль: это имя от того же слова natus, что и Рене, «возрожденный».
Поворотным блоком становится жалость, испытанная О. по отношению к юноше Огаку, искавшему ее благосклонности. Однако такой извив сюжета двусмысленен: он как будто говорит о невозможности для западного человека отказаться от своего «я», в то время как гонконгские повстанцы и нищий никчемный сброд, спящий на полу в трактире, совершают это с вызывающей легкостью; но то, что проститутки узнают своих отцов в сэре Стивене или случайном клиенте, подкрепляет мысль о сострадании, верховной добродетели буддизма, противостоящей себялюбию и преодолевающей иллюзорную разницу между индивидуумами. Дело тогда вовсе не в сердечном предпочтении, оказанном О. более молодому любовнику, а в том, что О. исчерпывает «дурную карму» не одного сэра Стивена, потому что сотериологическая мистерия не ограничена личной страстью — и, значит, освобождение от ненавистного «я» совершается.
Но кажется, что и это кажется. Ведь бордель в интерпретации Тераямы — это игровое пространство, играют в его укромных комнатах мужчины, но играют и женщины — одна из проституток воображает себя актрисой и убеждает клиента имитировать съемки жестокой мелодрамы. Флэшбеки, эмблематические видения и интерьеры, где человеческие фигуры нарисованы на декорациях, разрушают плотность мира, а фантазии, вроде рояля, играющего под водой, вторгаются в реальность, подтверждая ее эфемерность. По сути, происходит деконструкция сотканной из грез истории О., возвращение в полутемную и не подчиненную стабильному порядку «материю» сна. Действия повстанцев странно похожи на пантомиму, замкнутую на сценических площадках, мимо которых проходит Гадалка, раздающая кусочки судьбы, деревянный хлам сансары, встречаясь со своим двойником — Смертью, уже не метафизическою. Которая и предстает радикальным искуплением, опустошая для жертвы закрома тяготеющей кармы своим насильственным приходом.
Александр Мурашов