ПОКА НЕ НАСТУПИТ НОЧЬ (BEFORE NIGHT FALLS)
2000, США, 133 мин.
Жанр: драма, байопик
Режиссер: Джулиан Шнабель
В ролях: Хавьер Бардем, Оливье Мартинес, Шон Пенн, Джонни Депп



…Это было далекой зимой 2002 года. Из самарского киноклуба «Ракурс» выходили сосредоточенные эстеты и рассредоточенные кутилы школьно-студенческого возраста (имя одного из них совершенной случайно указано в авторстве этой статьи). Все дружно мерзли и чтобы согреться обсуждали историю человека, про которого забыли за рубежом и никогда не знали у нас. Так прошла первая премьера фильма Джулиана Шнабеля «Пока не наступит ночь», прокатившаяся пульсирующе-актуальным событием по десяткам и сотням таких же маленьких киноклубов/кинотеатров всей нашей необъятной страны. Через шесть лет усилиями издательского дома «Флюид», самоотверженно продвигающего произведения современных и великих, а потому почти нечитаемых писателей, крошечным тиражом вышел роман «Швейцар». Первая и на сегодняшний день единственная на русском языке книга кубинского политического эмигранта Рейнальдо Аренаса (1943 – 1990), впоследствии долго пылившаяся на полках сети «Чаконы». Именно о его (конечно же, автора, а не романа) трагической судьбе и творчестве рассказывает фильм Шнабеля, снятый по мотивам мемуаров писателя. В результате, для меньшинства российских зрителей и читателей на этом закончилось знакомство с наследием Аренаса. Ну а большинство такие фильмы не смотрит.

Тогда, в 2002 году имя Шнабеля произносили с пиететом. Потому что его никто не знал. (чуть ли не первое интервью режиссера на русском выйдет только через несколько лет). Но произносили, как выяснилось, не зря: как не уважать бывшего немецкого авангардного художника, который вдруг взялся за ум и начал снимать кино? И хотя после его потрясающих выставок из тарелок и оленьих рогов, все ждали от него как минимум жесткого арт-хауса, Шнабель твердо засел за жанр биографической драмы. С тех пор снимал и снимал фильмы про людей, у нас практически неизвестных, но все равно героических. Вроде редактора-инвалида Жана-Доминика Боби («Скафандр и бабочка», 2007) или бедного африканского живописца Баския (как ни странно: «Баския», 1996). В какой-то момент в этом списке пробил час и писателя Рейнальдо Аренаса, нон-конформиста и гомосексуалиста, который спокойно принял свою ориентацию, но вот революционная Куба ее так и не приняла, а политкорректная Америка так и не поняла, что обернулось самыми плачевными последствиями. Кроме того, желая усилить и без того столь драматический конфликт режиссер снял в ролях кубинской богемно-голубой тусовки испанскую кинозвезду – брутального Хавьера Бардема (вопреки своему типажу сыгравшего самого Аренаса) и голливудских метров – Шона Пенна и Джонни Деппа, исполнившего в силу своего таланта противоположные роли трансвестита и чекиста.

Казалось бы – все, и больше писать не о чем. Забудем то, что обречено на забвение. Но не тут-то было! Недавние конфликты вокруг разрешения однополых браков в Европе и закона о гей-пропаганде в России породили те мутные волны истории, которые безо всякого ремейка вновь вынесли рассказанную в фильме историю на поверхность и приковали к ней внимание зрителей всего мира. И, соответственно, заставили критиков вновь поплясать на костях покойного Аренаса и на нервах еще живого Шнабеля, дабы разобрать, что есть в этом фильме, и чего в нем нет.

Последуем и мы их поучительному примеру.

Итак, про красное. Сейчас ни для кого уже не секрет, что Кастро, обещавший кубинцам революцию, независимую от США и СССР, ни белую и ни красную, а «зеленую, точно пальма», либо не сдержал свое слово, либо страдал дальтонизмом. Во всяком случае, цвет многочисленных флагов, приветственно вознесшихся при победе революционеров, был ожидаемо красным. Как тут не вспомнить наше прошлое, а скептикам не задаться разумным вопросом при просмотре фильма Шнабеля, зачем нам в таком случае смотреть его. «Да, может быть среди наших чекистов и не было подозрительно похожих на загримированного Джони Деппа (хотя кто знает!), но политические беженцы у нас были и свои. И у наших Солженицыных и Зиновьевых с ориентацией все нормально было, а Буковский – так тот вообще немало женщин осчастливил, пока мы его на Луиса Карвалана не поменяли». К счастью, даже тогда – в «Ракурсе» – подобные ремарки звучали лишь в одном больном воображении, хотя сходство было прямо таки бесспорным. Да и кого не очарует чиновник (со свойственным русскому чиновничеству сурово-похмельным лицом и со свойственным американскому кино ужасным акцентом), обещающий все плоды прогресса юным кубинским комсомольцам, пока они садятся учить учебник политэкономии товарища Никитина (да, да у моих родителей тоже была эта легендарная книга – мы подпирали ей кровать).

Нет, я ни в коем случае не хочу очернять ни советское прошлое, ни революционные идеалы. В конце концов, образы Кастро, Альберто Гранады и неустрашимого Че навсегда останутся для левой молодежи всего мира эталонами благородной борьбы. Но даже благородная борьба не обходится без невинных жертв, и фильм Шнабеля как раз об этом. «Остров Свободы», в конце концов, оказался свободным далеко не для всех, и когда компания веселых прожигателей жизни проезжает мимо щита с характерным лозунгом – «Там, где начинается долг, кончается дружба», то это наполняет душу предчувствием недоброй развязки.

Теперь про голубое. Хотя именно этот ныне двусмысленный цвет обеспечил второе рождение фильму Шнабля, гей-пропаганды в фильме вроде бы нет. Возможно, что наша проницательная цензура, за десять лет предвосхитив наши же современные законы, добралась до ленты раньше зрителя и вырезала из нее все, что могла. Возможно, но скорее, дело в другом. Самого Аренаса в отношении его ориентации всегда отличала глубокая самоирония. «Что касается Рейнальдо Аренаса, – напишет Рейнальдо Аренас (!) в «Швейцаре», – то его навязчивый и достойный порицания гомосексуализм способен наложить отпечаток на какой угодно текст». Шнабель блестяще показывает эту линию, добавив в один из диалогов героя выдержку из лирического отступления в книге мемуаров. Лежа с приятелем на пляже, тот рассуждает про четыре типа голубых – скандальный, обычный, тайный и королевский (привилегированный). Правда, концовку рассуждения из текста режиссер разумно опустил – там, в качестве примера каждого типа, шло поименное перечисление первых лиц кубинской интеллигенции. Эх, политкорректность, политкорректность…

К слову, несмотря на трагический антураж картины, это отнюдь не единственный забавный эпизод. «Ушел к повстанцам. Не волнуйтесь. Рейнальдо», – лаконично пишет будущий писатель в письме к матери. А чего стоит момент, в котором совсем еще маленький Аренас рассуждает перед своей школьной учительницей про размер полового органа, та же под влиянием этого поражает мать своего ученика заявлением: «Сегодня я поняла, что у вашего сына есть несомненный поэтический дар!». Книги Аренаса пронизаны таким же юмором, и это поражает больше всего. Юмор не оставлял писателя во все периоды его жизни, даже когда он, никому не нужный, умирал от СПИДа в далекой Америке.

Впрочем, обратная сторона этого юмора тоже очевидна. Очевидна из горького монолога автора, сопровождающего событийный ряд картины и заимствованного Шнабелем непосредственно из одноименного текста воспоминаний писателя. Этот монолог прерывается лишь кадрами документальной съемки, и после гибели писателя переходит в цитаты из его книги. И это монолог на одном дыхании – слова порыва, колоссального рывка, с которым может сравниться лишь неоднократно показываемый режиссером разгул природной стихии. В этом порыве прошли жизнь и творчество Аренаса.

Несомненно, что причина второго рождения ленты Шнабеля в голубой проблематике (ибо нельзя раскрутить фильм лучше, чем попытавшись его запретить). Но ценность нашего повторного знакомства с товарищем Аренасом (эх, не понравилось бы ему это обращение!) в другом. Ознакомившись десять лет назад с фактической стороной его биографии, при повторном просмотре мы можем лучше прочувствовать сущность его порыва, той творческой одержимости, которая доступна только гению или ребенку. А заодно подумать о том, что, если диссиденты не нужны тоталитарному режиму, то творческие личности порой не нужны вообще никакому. «Есть только одна существенная разница между коммунизмом и капитализмом. Когда тебе дают под зад при коммунизме, ты должен стоять и аплодировать. Когда тебе дают под зад при капитализме, у тебя остается право кричать», – говорит Аренас, обреченный на забвение в свободной Америке рядом с единственным другом Лассаро, роман которого (угадали: «Швейцар») он завершает в обмен на помощь в завершении собственной жизни. В защиту кубинцев и в порицание американцам добавим, что Аренас не попал даже в скандально-известный в Америке сборник Пола Рассела «100 жизнеописаний знаменитых геев и лесбиянок». А ведь в него включены практически все гении мировой истории, в том числе и не догадывавшиеся (по мысли автора – не осознававшие) свою ориентацию, вроде Юлия Цезаря или Святого Павла. А вот на Кубе писателя все равно помнят. Как человека, талантливого (хотя и, по словам местной интеллигенции, «заразившегося тлетворным духом капитализма»), но все таки помнят. Не простила ему, видно, кубинская интеллигенция, что он ее в нетрадиционные ряды записал.

Авангардное искусство существует в незавидных условиях. Оно всегда поддерживает революционные веяния, но его собственный финал всегда одинаков. В случае победы революции авангардных творцов расстреливают революционеры, в случае поражения – они оказываются с ними на одной скамье подсудимых. Только личное мужество и вдохновение художника, осознающего такую ситуацию, позволяет ему работать несмотря ни на что.

В произведениях Аренаса иногда звучит цитата из Евангелия от Иоанна (1:9): «Был Свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир». Этот свет – самая верная метафора вдохновения. Чувства, озаряющего душу писателя и дающего ему силы творить, пока есть терпение противиться ударам судьбы. Пока надежда еще берет верх над безнадежностью. Пока не наступит ночь.

Сергей Фоменко