ВЫЖИВУТ ТОЛЬКО ЛЮБОВНИКИ (ONLY LOVERS LEFT ALIVE)
2013, США, 122 мин.
Жанр: экзистенциальная притча
Режиссер: Джим Джармуш
В ролях: Том Хиддлстон, Тильда Суинтон, Миа Васиковска, Антон Ельчин, Джон Херт



Со времен "Пределов контроля" прошло уже почти шесть лет. Если отсчитывать период времени вплоть до премьеры этого фильма - получится всего-то годом меньше. Однако и этого хватило, чтобы главный бич политики широкопрокатного кино, отщепенец системы, которую он сам последовательно прессингует вот уже пару десятков лет - уничтожить ее полностью не под силу даже такому гению - незаметно ушел в закат, накануне еле заметно замаячив расплывчатой фигурой на горизонте. Как известно, еще совсем молодой Джим Джармуш, сам коренной американец, когда-то давно уехал учиться в Европу, конкретно во Францию. И отголоски культурного багажа, полученного им в Старом Свете, до сих пор слышаться то там, то здесь в любой из его картин. И если брать "Выживут только любовники" за некий абсолют, своего рода переосмысливание всего творчества в целом, он идеально подходит под этот пример. Не потому, что в хронологическом порядке он последний – просто сейчас более ощутимо, что из своей давней поездки режиссер так и не вернулся.

В "Отпуске без конца" и "Более странно, чем в раю", мы видели как бы взгляд иностранцев со стороны на место действия - в первом это была отправная точка, почти автобиографический экскурс (в финале юный бунтарь отправляется в Париж), во втором уже выворачивание американской мечты наизнанку. Позже он доберется и до Элвиса, и дерзко переосмыслит вестерн – жанр, особенно дорогой всем пятидесяти штатам – и в конце концов, поставит самурайский экшн с большим черным парнем в главной роли. Чтобы в итоге сделать фильм о вампирах, не укладывающийся ни в определенный контекст, ни в какие то ни было жанровые рамки. Его зовут Адамом, ее – Евой. Он живет в Детройте и играет рок, она торчит в Танжере и ведет неспешные беседы с небезызвестном поэтом Кристофером Марло. Они в сотнях километрах друг от друга, и одновременно рядом, вместе бредут по нескончаемому жизненному кругу, посреди выжженной пустыни, заполненной раздражающими своим вечным мельтешением мертвецами; все прекрасное, индивидуальное, уже давно осталось в прошлом. Вампиры для Джармуша – это не герои, это черта между высоким и низким, между черным и белым, тягучим и быстротечным, метафора таланта, отдающего взамен одновременно и дар, и проклятие.

И предметы, отождествляющие собой искусство, не канувшее в бытие спустя многие тысячелетия, заслуга не людей, самодовольно приписывавших себе чужие достижения. Шекспир – лишь фикция, подделка, Вагнер многим обязан сохранившемуся до наших дней вампиру-ретрограду, чей халат древнее большинства антиквариата, разбросанного по его жилищу. И естественно, что дуэт Хиддлстона и Суинтон – к слову, один из самых сильных за последние несколько лет - представляет собой пару древних европейцев. И даже чисто внешне Ева разительно отличается от своей взбалмашеной сестры Авы, упавшей на переживающих экзистенциальный кризис супругов, как снег на голову. Америка, наведывавшаяся в Европу, сеет хаос в месте, где все подчинено гармонии. Граница между адом и раем становится все более незримой – и вот трижды женатые любовники отправляются в путь, на поиски чего-то чистого, настоящего на фоне мертвых душ, управляющих безвольной человеческой оболочкой.

И при всей депрессивности, печальной поэтичности, заложенной Джимом в фундамент своего лучшего за последние едва ли не двадцать лет фильма, в нем легко прослеживается мотив проблеска надежды. Ведь и история в первую очередь – о влюбленных, о бессмертии неподдельного чувства true romance, о том, наконец, что чистая кровь никогда не смешается с притоком грязной, утопившей уже, кажется, все вкруг. Тотальная меланхолия на экране, подлинная творческая свобода в каждом ракурсе, запечатленным на ручную камеру, незаметно смешивается с искренней романтикой – вести настолько проникновенные диалоги о любви на примере эйнштейновских теорий умеет, наверное, только один из самых загадочных авангардистов своего времени. Он смеется над привычными фабулами, стереотипами, над пространством и временем, невежеством, укоренившимся в человеческом сознании. Ему всегда было плевать на щедрость жюри кинофестивалей, и в этот раз отметивших его новую работу лишь вежливыми аплодисментами. Подлинный триумф амбиций всегда преодолеет расставленные на пути препоны, время определит значимость, а искусство и является искусством потому, что оценивается даже не эстетическими, а этическими нормами. В своем самовыражении будь искренен и перед собой, и перед зрителем – не смотря даже на вечное давление окружающей среды – и в этом Джармуш пожалуй, достиг своего апогея. По крайней мере, на сегодняшний день.

Александр Гофман