СТРАНА В ШКАФУ
реж. Рада Бхардвадж
1991

Театр трагедии

Сначала была абсолютная темнота. Два голоса – первый приятный, успокаивающий, второй глухой, угрожающий, от которого странный холодок пробегает по всему телу. А что было до этого – прикосновения чужих рук, пистолет у виска – всё скрывает чёрная повязка на глазах. Тебя похитили прямо из постели, ночью. «Мой дом – моя крепость» – типичное заблуждение взрослых мальчиков и девочек. У стен есть уши, а у правительства очень длинные руки и тысячи отмычек от всех дверей. Даже от старого шкафа, от хранилища детских страхов, боли и вдохновения. За тобой следят не первый год, твои книги читают и ищут в них скрытые подтексты и не важно, что они написаны для детей и глубины в них не больше чем в карамельке. Твои разговоры записывают на плёнку, даже те, что ведутся в больничной палате умирающей матери. Тогда, год назад, ты обвиняла её в безразличии и нежелании замечать то, что творилось у неё под носом. А сейчас ты оказалась в странной холодной комнате без окон, наедине с человеком, чьи полномочия простираются далеко за границы общепринятых норм человеческой морали.

Два голоса – такие разные. Надежда и страх. Один уходит, второй остаётся. Надежда. Или страх? Первое что ты видишь, когда снимают повязку и глаза едва успевают привыкнуть к свету, это обычную фигуру в костюме и галстуке. Человек без имени с лицом Алана Рикмана, чуть позже сообщающий, что он друг, философ и призван помочь разобраться и найти истину. Огромная комната с античными колоннами, центром которой является весьма странный стол и два стула. Один для судьи, второй для жертвы – отличные декорации для трагедии. Тебя сажают на стул и спрашивают, есть ли в твоих детских книгах антиправительственные мотивы. Ах, нет? Должно быть, произошла ошибка, досадная ошибка, хотя раньше такого не было. Ты свободна, ты можешь идти. Робкие шаги в сторону одной из двух дверей, в которую предположительно ты входила, но вместо этого открывается дверь в противоположном конце. Надо пройти несколько метров, и этот кошмар закончится, не успев толком начаться. Но, быть может, тебе нужны письменные извинения и ты останешься? Шаг назад. Он только этого и ждал. Он снимает пиджак. Дверь закрывается. Начинается ад. Театрофилы, рикманьяки, ценители камерного минимализма и актёрского мастерства останутся довольны.

Он достаёт рукопись ещё не вышедшей книги «Closet Land». В ней говорится о маленькой девочке, которую мать запирала в шкафу. Когда она оставалась одна, девочка представляла, что переносится в другую страну, гуляет по зелёному лугу вместе с летающей коровой и котом с зелёными крыльями. О возвращении матери ей каждый раз сообщал симпатичный петух, который был всего-навсего картинкой на шарфе. И она вновь оказывалась в шкафу, одна. Детская сказка. Или антиправительственная агитация, умелое влияние на детское подсознание с целью подорвать веру в благие намерения властей. Мать – злое правительство, шкаф – место сбора недовольных, петух – человек на стрёме. Так где находится эта Closet Land? Вопрос – ответ. Нет ответа – боль. Единственный выход прекратить мучения и выйти отсюда – подписать признание.

Даже если у вас нет клаустрофобии, становится страшно. Удивительный камерный фильм, действие которого разворачивается в одной комнате, лишь изредка покидая её пределы, чтобы очутиться в голове героини Мэдлин Стоу. Фильм-допрос. Фильм-противостояние. Всего два актёра, минимум декораций. Съёмка талантливого Билла Поупа, музыкальный фон, постановка света, тщательно подобранные детали. Минимализм. Стоит лишь успокоиться, как тебя настигнет кара. Постоянная смена одной сильной сцены другой, ничуть не уступающей ей, некогда передохнуть, нечем дышать. Стоит только поверить, что этот человек, поминутно предлагающий тебе помощь и наносящий один удар за другим не отстанет от тебя, пока не получит желаемого, как охватывает отчаяние. Но посмотрите на него – он просто делает свою работу. Или получает от этого удовольствие?

Два голоса – один человек. Он завязывает ей глаза и разыгрывает целые спектакли. Все слова – ложь, призванная запутать её, нас, весь мир и не важно, сколько искренности будет в интонациях и во взгляде. Сперва, это известная игра в хорошего и плохого полицейского, затем целое представление с третьими лицами, включающее рассказ о себе из уст ещё одной несуществующей жертвы. Гениальная тонкая игра. Ежесекундные перевоплощения из одного человека в другого. Те, кто знают Рикмана по поттериане, «Крепкому орешку» и «Робину Гуду», считайте, что не знаете его совсем. Здесь его реально боишься и в то же время не можешь оторвать от экрана заворожённый взгляд, не можешь, как и она встать и уйти, когда ещё была такая возможность.

Впрочем, могла ли на самом деле уйти героиня Мэдлин Стоу? Хрупкая девушка, автор книг для малышей, в которых лишь веселье, с помощью которого она пытается спасти(-сь) от детских страхов. Сколько она здесь? Два месяца? И откуда этот свист? Стоит закрыть глаза и происходят страшные вещи. Подобно ангелу в аду она пытается оставаться спокойной. Длинное белое платье, распущенные волосы, грустные глаза. А затем…удар. Темнота. Вот она на стуле с диким смазанным макияжем, почти голая, с детскими хвостиками и звучит бодрый голос, сообщающий что, «97,8 % женщин носящих чёрное нижнее бельё являются шлюхами из шкафа». Как пощёчина. Нельзя засыпать – иначе ей включают зомбирующие записи. Сон – это смерть, но она сильная, она справится. Она ни разу не переиграет и не выдаст ни одной фальшивой ноты. Талантливо, мастерски она не просто заставит зрителя сопереживать, она буквально сделает его свидетелем-соучастником, а может и поместит его на своё место. Сколько она здесь? Два года?

Каждый раз на тебя словно выливают кувшин с ледяной водой, той самой, что так мечтала получить героиня. Во что верить, как спастись? Сколько она здесь? Две жизни? Сколько ещё мучитель будет истязать её, копаясь в прошлом, которое она так мечтала забыть, вынимая скелеты из шкафа и разбирая их по косточкам, чтобы в конце концов забраться вместе с ней в тот самый шкаф и убедиться в том, насколько сильно её воображение. Не ясно кто из них выглядит более измождённым в финале. Внешне герой Рикмана куда больше стал похож на жертву, этот затравленный взгляд, щетина, усталость. Она сломила его своей способностью отрешиться от окружающей действительности. Способностью, воспользоваться которой он сам ей и посоветовал. Неужели он был на её стороне? Свист прекратился.

Сколько она здесь? Со вчерашнего вечера. Всего лишь. Постоянное психическое и физическое воздействие, служащее лишь одной цели – сломить волю. Типично для тоталитарного государства, привычно читать об этом в исторических книгах. Но сейчас, в наши дни?



Тот редкий случай, когда идея режиссёра, тот смысл, который он вкладывал в фильм и то, как воспринял его зритель, может кардинально не совпадать, но фильм от этого не станет хуже ни на грамм. Просто у каждого из нас свой шкаф, свой страх и своя боль. Рада Бхардвадж создала картину о том, что цель никогда не оправдывает средства, а свобода – это наивысшее благо. Но получилось нечто куда большее. То и дело проскальзывают фрейдистские нотки, влияние воображения и подсознания, детские психические травмы, насилие, странным образом возникающая симпатия между жертвой и палачом и, в конце концов, тотальное безразличие окружающих, даже самых близких людей как итог всего этого кошмара.

Вы можете сломить моё тело, но вам не сломить мой разум.

Белый свет. Чёрный экран. Сухая информация о правительственных приёмах вести допросы и цитата Ганди. Не важно. Ты до сих пор в шкафу, ты сидишь там, обхватив голову руками. Ты разорвала на мелкие кусочки это пустое признание, в ложности которого не сомневается даже твой мучитель. И если кто-то найдёт тебя и взглянет в твои глаза, то он увидит лишь пустоту. Ты уже не здесь. Тебя унёс кот с зелёными крыльями, летающая корова и симпатичный петух. Лоботомия? На этот раз обошлось без этого.





Вы можете сломить моё тело, но вам не сломить мой разум
Вы можете сломить моё тело, но вам не сломить мой разум
Вы можете сломить моё тело, но вам не сломить мой разум
…