МЕЛАНХОЛИЯ (MELANCHOLIA)
Жанр: возможно, последний фильм Триера в Каннах
2011, Германия-Дания-Швеция-Франция, 130 мин.
Режиссер: Ларс фон Триер
В ролях: Кирстен Данст, Шарлотта Генсбур, Кифер Сазерленд, Шарлотта Рэмплинг, Джон Хёрт, Александр Скарсгард, Стеллан Скарсгард

ОЦЕНКА: 5

Меланхолия... Проявление негативом старой сказки о «золотом сердце». И будут гореть, обращаясь в тлен, ее страницы.
И сердце замрет в потоке сбитых кардиограмм.
И птицы упадут на Землю.
И небо серебристой жидкой ртутью на нее прольется.
И ноги твои на каблуках, заблудившись в череде лабиринтов, подломятся под этой ношей.
И голова, уставшая от бесконечных фальшивых улыбок и разговоров «ни о чем», опустится на подушку.

Но твоя меланхолия не будет черной – она будет переливающейся нездешним светом планетой, по-свойски подмигивающей тебе из окна – «подожди еще немного, дружок, и скоро все закончится». Злая шутка мироздания – мы ходили на котурнах по престижным сценам истории, считали любовь удачным слоганом и путали божий дар со свадебным тортом, а обнаружили себя испуганными детьми где-то на задворках, в темноте и одиночестве. Но любой из пытавшихся стрелять в пианиста, за то, что тот снова поставил этой планете «ноль», будет не прав, ведь «ноль» не есть «минус». Он тут даже не резонерствует, не клеймит как обычно пороки социума, а лишь подшучивает над ними и разводит руками. Ведь действительно, этика и культура – более поздние, вторичные наслоения, а если считать, что когда-то каждый атом нашего тела был частью звезд, то возвращение всего сущего в предшествующее состояние, по циклическим законам есть процесс очевидный и необратимый. Все сердца на свете в общем то из одного и того же материала, и это вовсе не золото. Конец уравняет в правах святых и грешников. Исчезнут в набежавших волнах и обсуждения маркетинговых стратегий, и божественная музыка Вагнера, и свадебное платье, с облегчением с плеч сброшенное. Все отпущенные нам когда-то шансы на перезагрузку, мы все равно уже давно упустили.

Концепт о том, что Конец Света уже состоялся, а рай и ад не снаружи, а внутри, у нас в головах, в общем-то, предложил еще известный духовидец 17 века Сведенборг. Но в исполнении Триера, все это напоминает, скорее известный анекдот о невозможности альтернативного выбора в иных случаях и необходимости исходить из худшей предпосылки – «начнется война и тут есть два выхода – или на фронт или в тыл. Возьмем худшее, и тут тоже есть два выхода – или победа или смерть. Снова возьмем худшее и тоже два выхода – или в рай, или в ад. Возьмем худшее и либо меня черт съест, либо я его. Возьмем худшее… А, вот тут уже, стоп, есть только один выход, да и тот слишком узкий». Ситуация, на тему которой фантазировали все без исключения, включая голливудских режиссеров «а что вы будете делать, если все колесо мироздания с шестью миллиардами шестеренок, вдруг с тихим поскрипыванием сойдет со своей оси?». Да нечего мы, [censored], делать не будем... То есть можно сколько угодно ужом крутиться на сковородке, выбирать из двух кривых дорожек, одинаково ведущих в пустоту, но рано или поздно, облегчающим, освобождающим вздохом приходит смирение и душа освобождается, разряжаясь пронзительным хохотом.

Правило стоиков и экзистенциалистов – перелистни страницы, живи с конца, так, как будто все самое страшное уже случилось. Лишится надежды, покинуть замок «If», чтобы оказаться в пустоте, но свободе. Все красиво, все ни к чему, все не о чем, и все скоро растворится в разряженном воздухе. Жизнь как пошлая шутка экспромтом. Жизнь как росчерк пьяного творца, который завтра выбросит свой черновик в корзину. Бессмысленные удары по клавишам, после которых стихнет музыка, а пианист, которого все достало, выскочит из зала. И в этом плане скандальное позерство в Каннах так же понятно, как понятна Жюстин, героиня «Меланхолии», сорвавшая собственную свадьбу.

В «Меланхолии», кажется, в неразбавленном виде весь Триер, с его многочисленными фобиями – страхом смерти, старения, неизлечимых болезней, ядерной войны, толпы, неконтролируемых процессов и иррационального в принципе. Камера то нарезает вычурные эстетские кадры, как в ранних фильмах, то в лучших традициях Догмы суетливо, слепым щенком тычется во все стороны, разыскивая кого-то незримого, но возможно присутствующего рядом. И вся эта громада из Вагнера вперемешку с гламуром, розочками, фамильным серебром и узнаваемыми триеровскиеми киновиньетками, служит тортом для водружения на него одинокой фигурки, своеобразного идеала, кочующего у Триера из фильма в фильм – женщины как олицетворения иррационального начала, которая в совершенно абсурдных, неконтролируемых условиях, чувствует себя в своей стихии.

Только самым странным и безумным дано сохранить себя в ситуации, где одни кончают собой, а другие повторяют универсальный жест Удо Кира, защищающий их ото всех несовершенств бытия. И именно две одинокие женщины с ребенком, которому не суждено стать Спасителем, будут встречать Конец Света в убежище, столь же условном, как декорации городка Догвилль. Как сказал перед смертью Уайльд – «или уйду я, или эти обои». Датский радикал передает ему привет, сворачивая всю Вселенную вместе с «обоями», человеческой культурой, журнальным глянцем, фамильным серебром и обрывает пленку. Тут заканчивается творчество, заканчивается кино и начинается чистая терапия – нарушь табу, сорви последнюю печать Апокалипсиса, и начинай отстраивать все заново.

Айна Курманова