ШОССЕ В НИКУДА
реж. Дэвид Линч
1997
Наматывая круги ада
В одиночной камере сидит человек — смертник. Его зовут Фред, Фред Мэдисон. Он убил свою жену, кажется. Во всяком случае, ему так сказали. Память сыграла с ним злую шутку: он не знает, как совершил зверское убийство, он может лишь догадываться о причинах своего поступка, но это не спасёт его. Адская головная боль не способна прогнать призраков прошлого. Последняя мольба приговорённого никогда не будет услышана — время вышло, свет погас.
Сидя в своей камере, смертник мысленно давит на газ выдуманного автомобиля и мчится по несуществующему шоссе, шоссе в никуда. Без права на остановку и без надежды на прощение.
Скажу вам по секрету, на самом деле Фред, в отличие от нас, зрителей, всё прекрасно понимает: что, как и почему он совершил. Только боится себе в этом признаться. Знает он и то, что за свои поступки придётся платить, именно поэтому его реальность медленно расползается на нитки и лоскутки, соединить которые воедино способен лишь очень внимательный зритель.
Когда-нибудь нам всем придётся ответить за свои ошибки. Быть может сейчас в данную минуту, в жизни кого-то из нас происходит это самое искупление вины. Безгрешных нет, они бы стали ангелами, а ангелы не смогут выдержать на этой земле ни минуты. Поэтому остаётся запрятать совесть подальше и просто жить, цепляясь за обрывки реальности, утопая в эфемерности собственного существования. Пока не зазвонит телефон, пока на пороге собственного дома вы не обнаружите видеокассету и не поймёте: за вами следят.
Паранойя — это первый шаг к спасению. Во всяком случае, вы станете внимательнее, хотя это вряд ли поможет — попав в мир линчевского кошмара, следует забыть традиционный рационализм и просто смотреть. Сможете ли вы при этом получить наслаждение от увиденного - это уже другой вопрос. Впрочем, ничто не мешает вам попытаться это сделать.
На черных простынях девушка с мёртвенно-бледной кожей. Зовите её Рене, а можете Элис — ей уже всё равно. Кто-то стёр с её лица улыбку. Рядом мужчина: любящий супруг, страстный музыкант, потенциальный убийца. Счастливый брак трещит по швам: съедающие душу подозрения сменяются приступами безграничной любви и нежности — вуайеристы, любящие наблюдать за страстными объятиями других, останутся довольны. Семейная лодка вот-вот налетит на скалы, несмотря на штиль. Слишком сильно подводное течение, слишком хрупка человеческая психика.
А тем временем, таинственный наблюдатель оставляет у порога кассеты с записью своих подвигов: вот он следит за их домом, вот он уже внутри, идёт по тёмным узким коридорам, прокрадывается в их спальню...
На одной из кассет девушка будет особенно бледной — начавшийся с первых кадров тихий кошмар достигнет своей такой же тихой кульминации. Зыбкая реальность вот-вот исчезнет, уступив место нарисованному воображением миру — яркому и насыщенному действием.
Сменив плавность и монотонность повествования первой части фильма на подобие «нон-стоп действия» второй, построив их по контрасту, но населив теми же героями-двойниками, Линч вновь и вновь даёт нам понять, что природа человека, этого ничтожного царя всего сущего, проста и на удивление предсказуема. Но всегда есть маленькое «но». Многое ли в этом мире зависит непосредственно от человека, его выбора и его желаний? Какова причинно-следственная связь поступков? Способна ли дать сбой кольцевая композиция нашей жизни и что случится тогда? Круг не замкнётся — порядок действий нарушится.
А в пылающем доме где-то в пустыне никого нет. Таинственный человек с камерой всегда рядом с вами. Человек с тысячью лиц и имён, ни одно из которых лучше не произносить вслух.
Все мы — приговорённые, ожидающие своей участи в камере смертников под музыку лёгкого сумасшествия от маэстро Бадаламенти. Это ожидание — сводит с ума. Это ожидание — наша жизнь. Мы сидим в крошечной клетке, рефлексируем на тему собственного бренного существования, разыгрываем настоящие спектакли, исполняя в них по нескольку ролей одновременно.
«Жизнь есть сон» по Кальдерону. Сон — это маленькая смерть по Шопенгауэру. В результате аналогий и небольшой подмены понятий получаем едва ли не их тождественность. Пугает, вызывает протест, завораживает. Как и картина Линча.
Порой подсознание пытается сыграть с нами злую шутку, заставляя воспринимать и чувствовать всё иначе. Оно будто бы мстит за то, что в течение всей жизни мы пытаемся убежать от самих себя, стараемся заставить молчать свои самые потаённые низменные желания. В такие моменты хочется обхватить голову руками и кричать, кричать что есть сил...
Хочется повернуть время вспять, хочется стереть из памяти все неугодные мысли, поступки, и, в конце концов, хочется стать кем-то другим: моложе, невиннее.
Или просто сесть в машину, старенький кабриолет, антикварный кадиллак, вдавить до упора педаль газа и под тяжёлую и прекрасную в своей животной агрессии музыку брутальных немцев мчаться по шоссе.
В никуда.