Удивительно, но нынешняя подборка не включает в себя мультфильмы, боевики, слэшеры и прочий ужас-ужас-ужас. Сегодня мы приглашаем к нашему столу (простите, экрану) интеллектуальную элиту, наших читателей-эстетов.
Предпочитаете смотреть фильмы в скромном одиночестве, либо в близком кругу у себя дома, а не в кинотеатре? Не знаете что бы эдакого посмотреть? Мы подскажем.
Константин Большаков:
Человеку, который хотя бы чуть-чуть интересуется литературой (а я уверен, что среди наших читателей сей эпитет является сильным преуменьшением) сложно пройти мимо Сюзанны Кларк. Потому что сложно назвать списки, в которых ее дебютный роман «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» не значился. «Книги XXI века, обязательные к прочтению» - пожалуйста. «Лучшие книги о магических существах» – ставьте галочку. «Топ альтернативной истории» - первая пятерка. Ну и скромные медальки из серии «Стилизация», «Сказка для взрослых», «Пугающий волшебный мир» и далее по списку.
Разумеется, роман не мог остаться без экранизации. А ввиду приличного объема, для него выбрали формат минисериала. Семь часовых серий – то, что нужно в первые дни зимы, которая вопреки календарю наступает у нас в ноябре. Викторианская Англия, наполеоновские войны, пророчество о таинственном Короле-Вороне (истинном маге), таинственный озлобленный эльф, похищающий людей (по этой части у британцев какой-то особенный фетиш), противостояние двух сильнейших (и единственных) магов. Здесь слышатся отголоски нолановского «Престижа» (именно в своей безапелляционной мрачности, далекой от книжного оригинала). Здесь мерещатся образы повзрослевших героев Роулинг, полных безумия, страха, страсти, фанатизма. Здесь, в конце концов, атмосфера Диккенса и Остин сконцентрирована до предела. Волшебство – суть мироздания, но оно исковеркано человеческими эмоциями. Жесткая, напряженная история с более чем открытым финалом. Это все «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл».
Денис Федорук:
«Последние дни» Гаса Ван Сента – это заключительная часть его «трилогии смерти», где постановщик, наследуя узнаваемую стилистику «Джерри» и «Слона», продолжает исследовать костлявую с косой. На этот раз Ван Сент решил продемонстрировать хоть и постепенное, но неизбежное угасание жизни некой рок-звезды, подозрительно смахивающей на фронтмена «Нирваны» Курта Кобейна. Однако почившая гранж-легенда имеет к ленте примерно такое же отношение, как Шварценеггер к квадриквелу «Терминатора», ибо история в «Последних днях» лишь частично связана с печально известными событиями, произошедшими с Кобейном.
Фильм, переполненный статичными кадрами и изобилующий каким-то апатическим бездействием, не является бомбой замедленного действия, а лишь холодно и отстранненно показывает зрителю начало конца. Это своеобразная псевдодокументальная игра в байопик, которая требует максимальной концентрации и невероятного терпения. Впрочем, если подобного рода картины вам не по вкусу, у «Последних дней» припрятан весьма сильный козырь в рукаве – сцена, где герой Майкла Питта, сгорбившись за ударной установкой, исполняет песню собственного сочинения в последний раз, не оставит равнодушным никого. Правда, этот крик души никто не услышит, на эту меланхоличную композицию не снимут клип, за нее не вручат «Грэмми».
Александр Гофман:
В октябре успел начать ретроспективу Феллини. И здесь следует упомянуть, наверное, самое его значительное произведение – «Сладкую жизнь». Да и, пожалуй, самое знаменитое. Не вижу смысла расписывать то, как это структурировано, как сбито, сыграно и поставлено – вы все это и так прекрасно знаете (если нет – надеюсь, еще узнаете). Лично меня фильм поразил своей органикой, фактурой, не сюжетом: режиссёрская концепция нескончаемого праздника жизни, пожалуй, наиболее емко и точно выразила себя именно здесь, причем выразила способом, понятное дело, диаметрально противоположным стилистике того же «Амаркорда». То были именины сердца. Здесь скорее карнавал-маскарад.
А история проста, как сама жизнь. Шаг за шагом главный герой, Марчелло, все шире и глубже погружается в сладкую жизнь, которая знаменует собой тупиковую ветвь развития буржуазного общества. Не столько драма маленького человека, сколько трагедия нравственного падения – а финал, символизирующий замкнувшийся круг, пожалуй, один из самых пронзительных на моей памяти, как в контексте фильмографии Феллини, так и всего мирового кинематографа вообще.
(1)
